Б. Седов - Дама Пик (Роман)

Говорю я ему все это, а сам вспоминаю, как мне самому старый авторитет про глупость мою толковал да про то, как моя жена, будь она проклята, меня под убийство подставила и как у меня после этого вся жизнь изменилась и вообще во что она, жизнь моя, превратилась.

Зоны, урки, менты, ФСБ, арабы, убийства, Америка, взрывы, предательства, побеги, стрельба и еще черт знает что!

Ну, богатство еще неимоверное. Это, конечно, приятно и интересно, но лучше уж реаниматором в больничке, чем у шестерок Саши Сухумского на пере.

Так вот этот мальчик после того, как я раскрыл ему глаза, просто сам не свой стал. Не ест, не пьет, в пол смотрит, молчит…

Ладно, думаю, перемелется. Главное, чтобы не пошел по моей дорожке. Да и не пойдет, наверное, ему слабо. Жидковат парнишка.

А вот завтра его на допрос поведут, и это уже интереснее.

Надо придумать, как передать через следака весточку Наташе. Хотя бы вызвать того хмыря, который мне от нее записку принес… Да поскорее. Пусть Наташа там кому надо денег даст, сколько им, падлам, захочется, но - быстро.

Потому что дни моей жизни начали сокращаться быстрее, чем я рассчитывал. И времени у меня остается все меньше и меньше.

Все меньше и меньше…

Я почувствовал, что глаза мои слипаются, и, успев только подумать, что утро вечера мудренее, заснул.

Утром Знахаря разбудил необычный шум в камере. Открыв единственный глаз, он сел на койке, повернул голову и увидел, что зэки столпились вокруг чего-то в противоположном углу, а один из них, хромой Бекас, лупит в дверь и орет:

- Эй, начальнички! Принимайте жмура! Нам здесь дохлятина не нужна!

Растолкав урок, Знахарь пробился вперед и замер.

Бедный, а именно так окрестили его сокамерники, тот самый мальчик, которому Знахарь вчера растолковывал, как его подставили, висел на спинке койки, подогнув ноги и касаясь коленями пола.

Знахарь похолодел.

Уставившись на висевшего в петле из тряпок Бедного, он почувствовал, как его пронизывает жалость к этому пацану, увидевшему отвратительную изнанку жизни и не выдержавшему этого зрелища.

Если бы я не уснул, думал Знахарь, если бы я поговорил с ним еще, если бы… Но, как говорится, если бы у бабушки были яйца, она была бы дедушкой. Уж это Знахарь знал наверняка.

Повернувшись, он, ссутулившись, добрел до своей койки и рухнул на нее.

Болезненное чувство необратимости произошедшего охватило его, и даже собственные проблемы, связанные с необходимостью выживания, отошли на второй план. Знахарь лежал на спине, закрыв глаз, и видел перед собой растерянное лицо Бедного, который слушал его жестокие, но справедливые слова о том, что произошло с ним, глупым и наивным студентом, на самом деле.

Он снова и снова слышал, как мальчишка беспомощно шептал:

- Как же так, как же так… Но ведь она же такая хорошая…

А Знахарь только жестко усмехался и продолжал развенчивать провинциальную любовь к столичным городам, которая заставляет девок сначала ложиться под любого столичного жителя, изображая любовь и верность, а потом толкает их на предательство, подлость, а иногда, как в случае с Бедным или с самим Знахарем - и на убийство.

И вот теперь Бедный висел на спинке койке, отвесив челюсть, и его синий язык, оказавшийся уродливо длинным, торчал изо рта, а нижняя часть лица и футболка с надписью «Queen» были покрыты засохшей пеной, которая попала как раз на усатую физиономию Фредди Меркьюри. Не повезло бедному Фредди, что Бедный повесился именно в этой футболке. Знахарь невесело усмехнулся и вдруг почувствовал, что рядом кто-то есть. Открыв глаз, он увидел сидящего рядом с ним на корточках Ганса. Ганс смотрел на Знахаря, и на его лице читалась странная смесь жалости, жестокости и самоуверенности.

- Ну, что тебе? - устало спросил Знахарь.

Он и на самом деле чувствовал себя так, будто всю ночь грузил уголь.

Ганс ухватил себя за подбородок, с силой помял его и тихо сказал:

- Я знаю, о чем ты думаешь. Вчера я слышал ваш разговор. Да только…

- Что - только? - Знахарь напрягся.

- В общем… В общем, Бедный этот - он мусор. Казачок засланный. Вот.

Знахарь быстро сел и, мгновенно выстрелив рукой, схватил Ганса за ухо.

- Говори. Или я оторву тебе ухо.

Гансу было больно, но на его лице не дрогнул ни один мускул, и он так же тихо и спокойно продолжил:

- Прежде чем он сдох, он рассказал все. Ну, во-первых, его узнал один из моих… В общем, его узнали. Во-вторых, он пришел именно к тебе и вся его история была специально подогнана под тебя, чтобы ты расслабился и пустил слезу.