Ольга Тарасевич - Крест Евфросинии Полоцкой

– Давай, не томи!

Игорь и Миша, отталкивая друг друга, подошли к зарешеченному окну.

«Тоже не терпится», – усмехнулся Евгений.

И в ту же минуту улыбка исчезла с его лица.

Какая же это ерунда! Тоже, выдумали, ценность, реликвия! Золотые пластины отодраны, местами проступает темное дерево, на месте камней зияют пустые глазницы. Нить жемчуга, опоясывавшая крест, также повреждена.

– Почему такой вид? – холодно осведомился Евгений.

Дашкевич быстро полез в карман, достал какие-то бумаги.

– Вот, пожалуйста, все согласно акту передачи. Под верхней поперечиной креста недостает двух кусков золота и дерева. На верхней поперечине крест, который был выложен камнями, камней нет. Внизу креста сделана надставка. На верхнем конце креста вновь изготовленное изображение Богородицы из желтого металла. С лицевой стороны выломаны три эмали с изображением святых, десять изображений святых испорчены. [35]

Прудников махнул рукой.

– Довольно. Запаковывайте.

Иван засуетился подле футляра, защелкнул замочки.

– Видите ли, – его простодушное круглое лицо помрачнело, – вот в таком виде и был вручен крест представителю фельдотдела ОГПУ товарищу Луговцову. Повредили крест после революции. К сожалению, повредили.

– Вам как будто жаль его, – насмешливо перебил белоруса Игорь. – Повредили и повредили. Мне, честно говоря, непонятно, чего с этой штуковиной все так суетятся.

Дашкевич снова раскрыл футляр, повернул крест ребром.

– Видите, надпись. На старославянском, но смысл можно понять без труда. Всякий, кто посмеет снести крест, будет проклят во веки веков.

Прудникова, как убежденного атеиста, затошнило от этой старорежимной беседы.

– Послушайте, – сказал он, демонстративно поводя шеей. – У нас мало времени. Давайте нам крест, вызывайте машину, и мы поедем. Надо еще забрать ценности из музея. А вообще, сейчас другие проблемы есть. Посерьезнее.

– Да-да, конечно, – тихо сказал Дашкевич. Потом, не удержавшись, добавил: – А только даже сам Иван Грозный испугался проклятия, написанного на кресте Евфросинии Полоцкой. Крест тогда находился в России. Царь войной на Полоцк пошел, все у нас тут выжег, людей погибло множество. А крест, тем не менее, он вернул в Спасо-Евфросиниевский монастырь. И я рад, по правде говоря, что реликвия в Москве будет. Надежнее это. Мало ли, как тут все повернется.

«Как глубоко пустили в людях корни религиозные суеверия», – удивленно думал Прудников, попыхивая в ожидании машины папиросой.

После приехали в музей, получили под опись какие-то книги, статуэтки да украшения. Украшения оказались великолепными, и это примирило Евгения со странным заданием. Все-таки не с пустыми руками вернутся в Москву.

– Евгений Петрович, – нерешительно начал Миша во время нехитрого обеда в столовой УНКГБ. – В полусотне километров от Минска племяшка моя живет. Ребенок у нее.

– На Минск идут немцы. Дороги бомбят, – Дашкевич сочувственно вздохнул. – Может, эвакуировались ваши родственники?

– А если нет?..

Прудников прикинул. На командировку отведено четыре дня, они управились раньше. И в Москву надо возвращаться, и Мишу понять можно.

– Где, говоришь, живет твоя племянница? – поинтересовался Евгений, подбирая хлебной корочкой масло из консервной банки. – Конечно, лучше бы вывезти человека…

Оказалось, все можно устроить наилучшим образом.

Деревня находилась недалеко от станции, где должен был пройти эшелон на Москву.

– Товарищ Прудников, а вам лучше дождаться вечера. Сесть на поезд, взять с собой ценности. А товарищ Ванин и товарищ Воронов потом к вам присоединятся, – упорствовал Дашкевич, беспокоясь за сохранность изъятого.

Но капитан Прудников не согласился. Вместе приехали – вместе и уедут. Ничего с ценностями не сделается, немцы еще далеко. А вместе держаться – оно надежнее. Докладывай потом, если что случится, где да почему оставил товарищей. Охрану имущества, опять-таки, вместе обеспечивать сподручнее…

Он так и не понял, откуда прилетел тот самолет, почему небо вдруг наполнилось истошным воем, а впереди вздыбилась столбом пыли проселочная дорога.

– Тормози! Выходи из автомобиля! – прокричал он дурным голосом.

И, распахнув на ходу дверцу старенькой «Победы», скатился по склону к лесу.

Едва разлепив глаза, в которые забилась грязь, капитан Прудников схватился за голову.

На дороге полыхал автомобиль. Людей возле него не было. Игорь, Миша, водитель – все остались в огненном аду разорвавшейся бомбы. А в синем небе безмятежно удалялся самолет с едва различимой свастикой на крыльях.