Татьяна Устинова - От первого до последнего слова

Джесс просидела с ним полночи, а потом стала задремывать, Долгов слышал ее мерное дыхание. Время от времени она просыпалась и начинала зевать и сильно лязгать зубами. Долгов ей завидовал.

Устав страдать, он строго сказал себе, что утро вечера мудренее, ушел на второй этаж, в спальню, забрался в постель, лег животом на Алисину подушку, которая уже почти не пахла Алисой, и стал помирать.

Дышать было нечем, в голове сильно стучало и очень хотелось пососать валидол – может, помогло бы?!

Утром, когда Джесс выбежала из своего загона попугать птиц, Долгов встал, разбитый и почти больной, и пошел варить себе кофе, и опять долго сидел на веранде, придумывая, что именно он станет делать, если ему сегодня не надо ехать в больницу.

Или надо?..

Часов в семь он позвонил Абельману.

– Дмитрий Евгеньевич, – начал Абельман, не здороваясь, – хочешь, я тебе анекдот расскажу?

– Не хочу, Эдик.

– Приезжает еврей девяноста лет из Бостона в Иерусалим. Ну, у трапа его встречает вся семья, вперед выходит сын и спрашивает: «Папа! Чего вас принесло?! Чего вам в Бостоне не сиделось?!» Папа отвечает: «Сынок! Я прилетел, чтобы умереть на святой земле!», а сын ему: «Ну?!»

– Смешно, – оценил Долгов. – Эдик, помнишь, ты говорил, что к тебе на прием приходила Краснова? Ну, из телевизора которая!

– Помню. А что такое?

– У тебя есть ее координаты?

– Да боже ж мой, – жалобно выговорил Абельман, – да за кого меня принимают в этом доме?! Ты что, тоже мечтаешь с ней познакомиться?!

– А кто еще мечтает с ней познакомиться?

– Она! – провозгласил Абельман. – Она сама мечтает с тобой познакомиться! Мы только на днях договаривались, что я ее сведу с тобой!

Долгов, который плохо соображал этим утром, ничего не понял:

– Зачем она мечтает со мной познакомиться?

– Да откуда ж я знаю?! Мечтаю, говорит, с профессором Долговым познакомиться, а иначе, говорит, уволят меня с работы в два счета!.. Только ты запомни, Дмитрий Евгеньевич, если ты с ней намерен амуры крутить, я тебе морду набью. Ты мальчик из хорошей семьи, а я хулиган подзаборный, так что мне терять нечего!

– Подожди, – перебил Долгов. – Мне нужна ведущая, которая сделала программу про Грицука! Помнишь Грицука? Ну, ты мне его пристроил, говорил, что за него какие-то большие люди хлопочут, а он у нас помер!

– Да как же мне не помнить, когда такой шум был!

– Вот именно эта ведущая и подняла шум. Ты про нее сейчас говорил?

– Про нее, про кого же еще?! У нас, Долгов, в державе одна Татьяна Краснова, и я, Долгов, приложу все усилия для того, чтобы она стала моей личной собственностью. Так что если ты вздумал ее у меня отбить…

– Пошел ты, – сказал Долгов вяло. – Линейность твоих мозгов меня иногда просто из себя выводит!

– Линейность! Подумаешь, какой нелинейный выискался! Я ее хочу, и я ее получу.

– Да ради бога.

– Тогда говори, зачем она тебе нужна.

– Я хотел выяснить, как к ним попали сведения о том, что этот самый Грицук умер не своей смертью. Может, они что-то знают.

– Да что они могут знать, они же журналисты, Дим! Что видят, то и поют!

– Выходит, кто-то из них видел, что Грицука отравили?

– А его отравили?!

– Шут его знает, – признался Долгов. – Только у меня из-за него сплошные неприятности. Вчера кто-то прямо в больнице Екатерине Львовне дал по голове. Это медсестра из второй хирургии!

– Как… по голове? – моментально став серьезным, переспросил Абельман.

– Да так. Как в кино. Мне главврач велел кино смотреть. Там, говорит, всем постоянно дают по голове!

– Жива?

– В реанимации. Височная кость проломлена, гематомы, и… В общем, неясно.

– А Грицук тут при чем?

– Я не знаю, – сказал Долгов. – Только все началось с него, понимаешь? Он поступил к нам в больницу, сразу стал бузить, его все уговаривали, чтобы не бузил, а он твердил, что его обязательно убьют. Он какую-то книгу, что ли, написал, и из-за этой книги переполошились высшие эшелоны власти, да ну, в общем, чепуха!

– Но тем не менее он помер, если я все правильно понял.

– Помер. И при нем еще какие-то странные таблетки были. Написано, что нитроглицерин, но этого быть не может, потому что таблетки по полграмма, никак не меньше!

– Полграмма нитроглицерина?! – удивился Абельман. – Это сильно! Капля никотина убивает лошадь, а хомяка разрывает на куски! Полграмма нитроглицерина забабахать, и можно на метле летать!

– Таблетки забрал адвокат по фамилии Глебов, и что с ними, куда они делись, я так и не понял.