Татьяна Устинова - От первого до последнего слова

Дмитрий Евгеньевич был бесконечно далек от каких бы то ни было детективных историй. Все его криминальное прошлое сводилось к тому, что однажды после госэкзамена по хирургии его и еще пяток однокурсников загребли в отделение, потому что они очень шумели в парке над речкой. В городе Екатеринбурге это было. Ему тогда здорово попало от родителей.

Они начали ездить в командировки, когда Долгову стукнуло четыре года, и ездили постоянно. Они очень много работали и объясняли мальчику, что плохо учиться и плохо себя вести стыдно как раз потому, что вся семья трудится в поте лица. Он старался хорошо себя вести и хорошо учиться, иногда у него это получалось, иногда не очень – как тогда, в парке! – но все же до детективов дело никогда не доходило.

Как он будет искать человека, который размозжил голову медсестре, да еще в его кабинете, ключей от которого не было ни у кого, кроме своих?!

Как он станет искать убийцу – если писателя действительно убили?!

Как он будет жить после того, как Терентьев сказал ему, что больных – его больных! – заберет он сам и Костя Хромов!?

Как он вернется в больницу – если вернется?! Что он скажет коллегам, доброжелателям, недоброжелателям, Марии Георгиевне, Бэлле Львовне, Абельману?!

Приехав домой, он решил было напиться, но позабыл об этом. Полночи он просидел в качалке на высоком балконе – этим балконом он особенно гордился, хотя строители говорили, что ничего не выйдет и такие балконы – по периметру всего дома! – уже давно не в моде, так никто не строит. Но Долгова было трудно сбить с толку. Он всегда точно знал, чего хочет, и добивался своего.

Балкон возвели, хотя под него пришлось подставлять сваи, и за тем, как их заколачивали, наблюдал отец, великий строитель, и страшно гордился тем, что, кроме него, никто не знает, как именно их нужно вколачивать, чтобы было правильно!..

– Технология, технология, дорогие мои, – говорил он Долгову. – Технология – великая штука!..

Вот с этим Долгов был абсолютно согласен.

Технологии раскрытия преступлений он не знает и изучить ее до завтра вряд ли сумеет.

Он сидел в качалке, отталкивался ногой. Слушал дождь. Собака Джесс пришла к нему, брякнулась в ноги и долго и призывно на него смотрела – мечтала, чтобы погладил. Он погладил, но совсем не так, как ей хотелось!

Ей хотелось, чтобы он гладил осязаемо и чтобы она сразу поняла, как он ее любит и как скучал по ней весь день – она-то ведь по нему скучала! А он гладил рассеянно и невнятно – то ли гладил, то ли просто водил рукой. Джесс не любила, когда ее так гладили. И пугалась, когда он бывал расстроен, этот единственный, самый важный человек в ее жизни, а в последнее время он постоянно был расстроен. Джесс утешала его как могла. Лезла лизаться, дышала в лицо, поддавала носом мячик, чтобы Долгов покидал ей, но ничего не помогало. И соперница куда-то делась! Джесс ужасно ревновала его к сопернице, иногда, страшно подумать, ей казалось, что хозяин любит соперницу больше, чем ее, Джесс! Но вот соперница подевалась куда-то, и он все время грустный, и гладит как-то невнятно, и мячик не кидает, и думает о своем, уж точно не о Джесс! Пусть бы лучше уж соперница вернулась, что ли, может, и он бы повеселел!

Однажды Джесс зашла в дом – просто чтобы убедиться, что с главным человеком ее жизни что-то не так. В дом заходить не разрешалось, а валяться на ковре перед камином вообще было запрещено. Она и не слишком стремилась, все же она нормальная уличная собака, свободная и независимая, а не какой-то там комнатный мопсик! Джесс зашла в дом – хозяин что-то делал возле странно гудящего и противно пахнущего аппарата, который, кажется, назывался «кофеварка», и даже не посмотрел на нее. Она постояла, выжидая, когда он начнет ее гнать. Раньше всегда так было. Если не он сам, то соперница ее выгоняла, кричала: «Иди на место! Куда ты пришла?!», и это было очень весело. Еще они ее хвалили, говорили: «Плохая собака! Ужасная собака!» А когда она не шла, упиралась лапами, тащили ее на улицу за ошейник, и она ехала по скользкому, чистому полу, и это тоже было очень весело.

А сейчас он даже не посмотрел, вот как!.. Джесс постояла-постояла, потом протрусила тяжелой рысью на ковер перед камином, брякнулась и стала валяться. Валялась она не просто так, а со смыслом, все косилась на него, с замиранием сердца ожидая, что будет, когда он увидит.

Он увидел и сказал вяло:

– Джесс, иди на улицу!

И отвернулся.

И тогда она встала, понурилась и пошла на улицу вне себя от горя. Ничего не помогло, даже ее валянье перед камином. Не иначе придется искать соперницу – куда она делась? – и вести ее обратно в дом.