Татьяна Устинова - От первого до последнего слова

– Слушай, все поздравления на потом, ладненько? А звоню я тебе, чтоб сказать, что у нас тут шум на весь мир! Какой-то писатель книжку издал, а там и про президента, и про Сосницкого, и про Белоключевского та-акое написано! И про дефолт, и про заказные убийства!.. И все фамилии настоящие, и события подлинные!..

Таня, которая начала внимательно слушать, как только редакторша стала перечислять фамилии, перебила ее:

– Постой, Ирин! А что за писатель-то? Какой-нибудь бывший помощник депутата?

– Да я его и не знаю! Какой-то Грицук! Или Грищук, что ли! Танюш, давай его на программу позовем, а? Я справки наведу, откуда он и что собой представляет, и ты с ним поговоришь! Кстати сказать, отличная тема – правда и ложь в книгах!

Таня подумала немного.

– Ну давай, – согласилась она. – Зови. Только справки обязательно нужно навести.

– Не первый день замужем, – фыркнула редакторша. – Ну давай, давай, пей свой кофе и приезжай скорей! Мы все от нетерпения замучились!

Таня сунула телефон в задний карман джинсов и пропела фальшиво на мотив из «Карнавальной ночи»:

– Сорок лет, сорок лет! Сорок лет – совсем не страшно!..

Страшно, что сейчас нужно выйти из спальни – в джинсах, а не в халате, как положено! – и начать объясняться с любимым! Ох, вот это страшно!

Телефон опять зазвонил, и Таня, обрадовавшись тому, что еще можно потянуть время, схватила трубку.

Номер был незнакомый.

– Татьяна? – И голос незнакомый.

– Да?

– Это Эдуард Абельман. Вы приходили ко мне на прием дней… десять назад.

Некоторое время Таня соображала, кто такой этот Абельман и на какой именно прием она приходила.

Министр?.. Вице-премьер? Спикер Госдумы?

Ах, да!.. Он врач!

– Да, да, здравствуйте, Эдуард! Рада вас слышать. – Это уж она просто так добавила, голос уж больно красивый. Завораживающий такой голос. А имя ужасное – Э-ду-ард!..

– Я поздравляю вас с днем рождения. Желаю вам…

– Подождите, а откуда вы знаете, что у меня день рождения?

– По радио услышал, когда ехал на работу. В рубрике «Знаменитости, родившиеся в этот день».

Таня смутилась. Она всегда смущалась, когда ей напоминали о том, что она – знаменитость.

– Ну да, – весело продолжал Абельман. – Так что я вас поздравляю. Из операционной на секунду выбежал, чтобы вам позвонить.

– В сортир? – уточнила Таня. – Выбежали в сортир?

– Почему? – удивились в трубке.

– Да мой сын тоже на секунду выбежал из класса в сортир, чтобы меня поздравить.

– Да нет, я не из туалета, – ничуть не смутившись, сказал Абельман. – Я так, из предбанника.

Таня переступала босыми ногами по шершавой и теплой плитке, поджимала большие пальцы и улыбалась.

Он молчал в телефоне, который прижимала к его уху операционная сестра – перчатки стерильные, рукой трубку не возьмешь!..

– А вы когда ко мне опять на прием придете? – наконец спросил он. – Или все? Больше не хотите?

Вот того, о чем ты сейчас спрашиваешь, я точно не хочу, стремительно подумала Таня. И больше никогда не захочу. Потому что хочу обратно в свою жизнь, где можно делать то, что нравится мне, – вволю работать, ходить в джинсах, спать голой и не задергивать штор!.. Где можно говорить все, что взбредет в голову, сколько угодно думать, ездить в командировки, приглашать сомнительных писателей на эфир и ни перед кем ни в чем не оправдываться.

Балконная дверь стукнула, Таня оглянулась и обнаружила у себя за спиной Колечку. Он был мрачен и надут.

Все пропало.

– Знаете что, Эдуард Владимирович? – Она приняла решение только из-за Колечкиной физиономии. – Приезжайте сегодня часам к восьми в «Баварию», это такой пивняк на Триумфальной. Знаете?

– Знаю.

– У нас там пьянка и гулянка по поводу моего дня рождения. Приедете?

– Ну, конечно, – сказал Абельман. – Что за вопрос?..

Таня сунула телефон в задний карман, еще раз посмотрела на любимого, хотела что-то сказать, но губы у нее вдруг повело, и она поняла, что заплачет. Плакать ей было никак нельзя – впереди прямой эфир, работа, что скажет гримерша Аллочка, если она явится с заплаканными глазами!..

Таня мрачно посмотрела на Колечку, обошла его, как неодушевленный предмет, и стремительно удалилась в глубину дома.

– Да потому что он меня замучил, этот Грищук! Или Грицук, что ли! Ей-богу, своими руками его придушу!

– Да что ты так разошелся-то, Константин Дмитриевич?

– Да я не разошелся, Дмитрий Евгеньевич! Я все понимаю, конечно, он с министром здравоохранения за ручку здоровается и деньги хорошие платит, но я-то тут при чем?! Он же не мне платит!