Сьюзан Конант - Пес, который боролся за свои права

Если вы смотрите телевизор, то, наверное, представляете себе жилище профессора в виде большого дома в викторианском стиле, заполненного громоздкими креслами, сверкающими столами, хрусталем, коврами, где знаменитый ученый сидит за необъятных размеров дубовым письменным столом. К великому несчастью для Мэта, он человек самый что ни на есть реальный, а вовсе не телевизионный профессор, а его жена Марти пишет романы, то есть серьезные книги про людей, и поскольку она, не в пример мне, писатель настоящий, то и зарабатывает гораздо меньше моего. В Кембридже у них такой же каркасный дом, как и у меня. Но в нем только две квартиры. Та, в которой они живут (разумеется, она выкрашена в белый цвет), не имеет даже камина, и вся ее обстановка состоит из канцелярских стульев и столов, сооруженных из положенных на козлы дверей. Столы действительно сверкают, но лишь потому, что покрыты пластиком. При всем том их жилище не назовешь пустым. Куда ни глянешь, всюду полки с тысячами книг и журналов, стопки брошюр и оттисков, горы самых разнообразных вещей, по случаю приобретенных Джерсонами. На кухне полки с соковыжималками, кофемолками, кофеварками, электротерками и кухонными комбайнами, использование которых до сих пор является для хозяев тайной за семью печатями. Вместо картин по стенам развешены фотографии, плакаты с изображением волков и несколько убранных под стекло наживок из лески, которые Мэт вяжет в часы досуга. Мэт не охотится, но во всем остальном он, как говорит Бак, для профессора Гарварда малый вполне нормальный. Вязание наживок — подлинное искусство (я вовсе не шучу), и Мэт здесь настоящий художник. Замысловатое сочетание перьев, кусочков блестящей ткани, разноцветных лоскутков и ниток — все это есть чрезвычайно высокая форма творческого самовыражения. Не в первый раз я с удовольствием рассматривала его образцы, собранные под стеклом.

— Старые знакомые, — сказала я. — Даже я их знаю. Это Джок Шотландец, а это Серебряный Доктор.

— Я потрясен, — шутливо заметил Мэт.

— А этот пушистый?

— Петушиный Гребень, — сказал Мэт. — Но его сделал не я. Работа Эда Николза.

— В самом деле? Я не знала, что ты был с ним знаком. На днях я виделась с его женой или, вернее, вдовой. Так ты его знал?

— Да, — ответил Мэт.

— Кембридж, — улыбнулась Марти.

— Мы частенько рыбачили на Деннисе, — сказал Мэт.

— Да? Шейн тоже там рыбачил, — сказала я. — Думаю, и сейчас рыбачит. Так это Эд Николз сам связал?

— Да, — сказал Мэт. — Разве кто-нибудь так сработает?

— Откуда мне знать? Я подумала, что, может быть, он кому-то это заказал. Или где-то купил.

— Ни в коем случае, — возразил Мэт. — Эд сам его связал. Для нас это дело привычное. Ну, так что слышно?

После краткого обмена новостями, я перевела разговор на Клайда.

— Твой отец и слышать про это не хочет, — сказал Мэт, — но я убежден, что его скрещивания ни к чему хорошему не приведут. Это ошибка. Я говорил об этом в печати.

— Я с тобой согласна, — сказала я. — Сейчас у меня маламут. По-моему, это идеальная волчья собака.

Мы заговорили про маламутов, и я спросила, не собираются ли Джерсоны брать новую собаку. Они решили подождать, пока подрастет как-Его-Там.

— Ограда и собачья конура на месте, — сказала Марти. — Где-то в скорости. Мы об этом думаем.

— Кого вы хотите взять? — спросила я. — Снова овчарку?

— Мы подумываем о золотистом ретривере, — сказал Мэт. — Или о сеттере.

— Вы видели сеттера Шейна? — Меня так и подмывало произнести его имя. Увлечение невозможно хранить в тайне. — У него прекрасная сука-ирландка, — продолжала я, — действительно прекрасная и очень ласковая. Как раз то, что надо для детей. Не знаю, где он ее взял.

Джерсоны обменялись многозначительными взглядами, но ни он, ни она не произнесли ни слова.

— Я могла бы спросить у него.

— Ты с ним часто видишься? — спросил Мэт.

— Не очень. Иногда. Он мой квартирант. Живет на третьем этаже.

— И давно? — спросил Мэт.

— Нет. Совсем недавно въехал. Винди, его сеттер, очень красива. Вам бы она понравилась. Да ты сам можешь его спросить. Вы ведь работаете на одном факультете. Вы там видитесь?

— Изредка, — сказал Мэт. — Он работает еще и в частном секторе.

Частный сектор. Так вот в чем дело. С точки зрения Мэта, Шейн продался промышленности, и, чем бы он ни занимался, его работа имеет прикладной, а не теоретический характер, что в Кембридже считается прибыльным, но не престижным. А я-то удивлялась, откуда у Шейна деньги на квартиру, одежду, мебель и старинные рыболовные снасти, которыми так восхищался Бак. Теперь я все поняла. Но даром ему это не прошло. Подержанные и самодельные вещи Мэта и Марти, их горы книг в бумажных обложках, допотопная «вольво», которая не всегда заводится под дождем? В Кембридже это более престижно, чем тридцатикомнатный дом Мими Николз. И у Мэта только что приняли книгу в издательстве Гарвардского университета. А в Кембридже это означает, что он перещеголял всех, кроме тех, кто сам печатался в этом издательстве, ну а тех, разумеется, перещеголяли те, кто печатался в Оксфорде. Бедный Шейн. У него хватило дерзости работать не просто за деньги, но за большие деньги.