Сьюзан Конант - Пес, который боролся за свои права

Рауди натягивал поводок и тихонько поскуливал, чуя запах американского сыра, болонской копченой колбасы и поджаренных на оливковом масле тостов, долетавший с длинного стола в противоположном конце комнаты. Мы сидели за белым столиком, с которого скатерть и серебряные столовые приборы были убраны за ненадобностью. Полиция реквизировала гостевые комнаты, где, как предполагалось, организаторы и работники собачьей выставки будут съедать свой бесплатный ленч. Де Франко воспользовался меню, предназначенным для секретарей выставки. Судьи получают на выбор ростбиф, рулет из омаров или холодные котлеты.

Он взял в руку вилку и принялся постукивать ею по краешку стола.

— Я слышал, вашего отца называют волчатником, — сказал он. Тук. Тук.

Как сразу заметил бы любой социально ориентированный обитатель Кембриджа, этот малый явно пытался излечиться от синдрома Санта Клауса. Всякий раз, испытывая потребность произнести «хо-хо», он делал тук-тук.

— Он выводит помеси волка с собакой, — деловитым тоном сказала я. — И разрабатывает просветительские программы о волках. Раньше он держал золотистых ретриверов.

Не существует более покладистой, нормальной и респектабельной породы, чем золотистые ретриверы, разве что английские сеттеры.

— И вы держите одного из них? — Он показал вилкой на Рауди. — Это один из его волков?

— Нет, — ответила я. — Это аляскинский маламут.

Вполне понятная ошибка. Идеал любого собачника, увлеченного скрещиванием, — дружелюбная, ласковая, хорошо поддающаяся дрессировке собака, похожая на волка. Иными словами, если, конечно, вас интересует мое мнение, выведение помесей волка — это глупая и обреченная на неудачу попытка изобрести колесо, поскольку квинтэссенция собачьего царства, великая мандала, новый смысл моей жизни, порода, перед которой представители всех других пород кажутся недособаками, — аляскинский маламут. Извините за отступление.

— Одна из помесей моего отца сейчас при нем, — сказала я. — Он будет рад вас познакомить.

— Уже познакомил. Хо.

— Ах!

— Говорит, что живет один в Мэне и с ним девятнадцать таких же. Девятнадцать волчьих собак. Правильно?

— Раз он так говорит. Похоже, что да. — У Бака была одна сука, которая через пару дней собиралась рожать, но я сочла за лучшее не упоминать о ней. — Он своего рода эксперт по волкам и собакам, — сказала я. — Особенно по волкам. Читает о них лекции. Недавно выступал в Музее науки. — Это почти так же разумно и респектабельно, как золотистый ретривер.

— Он пригласил меня в гости, — сказал Де Франко. — Сказал, что, возможно, один из них мне понравится. Сказал, что, возможно, мне понравится волк. — Тук. Тук.

Ах, Бак, если уж предлагать ему дикое животное, почему у тебя не хватило ума предложить северного оленя?

— В самом деле? Обычно он этого не делает, — сказала я. — Они далеко не идеальные кандидаты на роль любимца семьи.

Разумеется, мой отец никогда бы этого не признал, просто селекционная программа еще недостаточно совершенна, но при всем том щенков в семьи, где есть дети, он не отдавал.

— Он говорит, что работает над выведением породы, которая станет совершенной охотничьей собакой.

Это не более чем безобидная попытка объединить свои увлечения. Слышали бы вы, с каким энтузиазмом говорил он о возрождении былой взаимозависимости человека и собаки, но я только улыбалась и отмахивалась.

— Совершенная охотничья собака — это золотистый ретривер, — сказала я.

— Их он тоже упоминал. Сказал мне, что ваша мать сейчас — со своими золотистыми ретриверами.

— В некотором роде, да, — сказала я. Черт возьми. Викторианцы посвятили уйму времени вопросу, отправляются ли люди и собаки в один и тот же рай. После смерти Марисы мой отец нашел наконец ответ. Безоговорочно уверовав в то, что моя мать не одинока, он воспрянул духом и взял свою первую волчью собаку. Множество людей верят в то, что собаки попадают в рай. Лорд Байрон даже написал об этом стихотворение. Конечно, все это звучит достаточно эксцентрично.

— Когда ваши родители расстались?

— Почти десять лет назад.

— Он это тяжело перенес?

— Да. Они были очень привязаны. (Конечно, к собакам.)

— Он увлекается охотой?

— Да. Он живет в штате Мэн. А еще он рыбачит.

— Коллекционирует ружья. И охотничьи ножи.

— А еще удочки и спиннинги. Плетет мух. Де Франко заглянул мне прямо в глаза:

— Он пригласил меня на блюдо из морских ежей.

— Из яиц, — сказала я. — Целиком морских ежей не едят, только яйца. Они считаются деликатесом. Они популярны в Японии.