Игорь Зарубин - Привычка убивать

Милиционер стал аккуратно выкладывать перед фотографом содержимое большой красной сумки.

— Два куска мяса. Банка сметаны разливной, яблок восемь штук, три пустых полиэтиленовых пакета. Та-ак, а это что у нас было?.. Ага, судя по запаху — бананы. Только все передавлены и расползлись как каша. Все. — Вывернул сумку, чтобы еще раз проверить. — Ага, нет. Еще две пальчиковые батарейки и два куска мыла «Факс». Теперь все.

— Кому-нибудь это о чем-нибудь говорит? — поинтересовался эксперт, отходя от трупа. — Кто по этому набору определит убийцу? Ставлю пиво.

Никто не обратил внимания.

— Ладно, Линочка, теперь твоя работа.

— Я себя как-то неважно… — виновато улыбнулась Лина.

— Достала, блин, — взорвался Илья Романович. — Ну сколько раз просил мне ее не давать, — неслышно прошипел он и громко добавил: — Линочка, ну так же нельзя. Как выезжаем за «подснежниками», так тебе все время дурно. Ну сколько можно? Давай.

Лина медленно, на негнущихся ногах, двинулась к трупу. Господи, если б кто только знал, как она ненавидит свою работу. Ей и смотреть на мертвое тело жутко, не то что прикасаться.

— Так. — Она присела на корточки и постаралась сосредоточиться на том, что это всего лишь работа. — На голове и шее видно две раны, из-за которых, судя по всему, и наступила смерть. Колотая и резаная.

За ней внимательно записывали. Одна отрада в работе — когда ты говоришь, тебя слушают и записывают.

— Глубокая рана лобовой части черепа. Пробита черепная коробка. Вторая на шее. Рана довольно обширная — от сонной артерии до правой скулы…

Она продолжала и продолжала говорить. Говорить как можно суше, как можно официальней. И старалась не думать о том, что у этой женщины все лицо и вся грудь залиты кровью. Наверно, она жутко умирала. Хотя нет. Скорее, ножом по горлу — это для верности. А убил ее первый удар, в лоб. Смерть наступила в течение двух-трех секунд.

— Так, вроде все. — Хотя, конечно, это было далеко не все. Надо было раздеть женщину или хотя бы внимательно осмотреть под одеждой, но Лина почувствовала, что еще мгновение — и она упадет в обморок.

— Линочка, а ты, пардон, не хочешь поинтересоваться, почему это ее трусы висели на веточке? — язвительно спросил оперативник. — Или мне это сделать?

Нет, этого она не выдержит. Лина беспомощно посмотрела на Илью Романовича.

— Вперед, — жестко сказал он.

— Ладно. — Лина набрала в легкие побольше воздуха и повернула обратно. — Только приподнимите ее, чтобы я смогла задрать юбку.

Двое милиционеров нехотя сдвинулись с места.

Приподняв юбку и с трудом раздвинув окоченевшие ноги трупа, Лина тут же отскочила в сторону.

— О Боже! Это ужас! — Она готова была заскочить за ближайшее дерево, но довольно глупо будет, если ее начнет тошнить при всей бригаде. — О Боже… Подождите, я сейчас. Сейчас-сейчас. — Она снова присела над трупом. — Так, значит, так… О Боже… У нее… Уф-ф, у нее тут все зашито. Грубой ниткой.

— Что — зашито? — переспросил милиционер.

— Новиков, ну что у женщины может быть зашито между ног?! — вступился за Лину Илья Романович.

— Шов довольно ровный. — Лина готова была потерять сознание. — Судя по всему, не ручная работа. Нитка толстая, капроновая. Анус не поврежден. Ссадин на внутренней стороне бедер нет — скорее всего, он делал это, когда женщина была уже мертва По поводу сексуальных контактов можно будет сказать только в лаборатории.

— А это что, не сексуальный контакт? — в сердцах воскликнул Илья Романович и толкнул фотографа под локоть. — Чего стоишь?! Щелкай давай!

Лина встала с колен, но все еще не отходила от женщины. Стояла и смотрела на ее мертвое посиневшее лицо, залитое бурой заскорузлой кровью. Самое страшное в лице трупа то, что через несколько дней губы у него начинают ползти вверх, обнажая оба ряда зубов. Лицо как будто смеется, даже не смеется, а скорее скалится.

— Подождите, что это? — Лина вдруг подошла ближе, всматриваясь в это лицо более пристально. — А вы знаете, у нее что-то во рту.

— Что? Где? Фотографа, быстро! — вокруг тела опять началась суета. — Ты сможешь достать и не повредить?

— Не знаю, попробую. — Лина неуверенно посмотрела на Игната. — Дайте мне пинцет.

— Криминалист! Куда девался криминалист?! — кричал старший оперативник. — И когда, наконец, оцепят район?!

Скулы у женщины окоченели и не разжимались.

— Я боюсь поломать зубы. — Лоб у Лины покрылся испариной. — Мне кажется, это бумага. Да. Это листок бумаги.