Александр Огнев - Красным по черному

Много лет приходил он сюда всегда один. И вот теперь привёл её, чтобы поделиться этим чем-то своим самым заветным .

В каких-нибудь двух сотнях метров, за забором, кипит жизнь, проносятся сотни машин; озабоченные своими проблемами люди суетятся, куда-то спешат, волнуясь и переживая по пустякам. А они идут, неторопясь, взявшись за руки (он вдруг подумал, что никогда, ни разу в жизни, даже в ранней юности, не ходил ни с одной девушкой вот так — просто взявшись за руки), зарываясь по щиколотку в свежую листву, и почти осязая невидимую границу, за которой — Вечность!

Неожиданно она обо что-то споткнулась и упала бы, если б он не подхватил её уже обеими руками. Они застыли на несколько мгновений в этом полуобъятии, глядя в глаза друг другу…

— Однако так и кондратий хватить может! — снова «охрип» он.

— Ага. Меня, — ответила она и, присев на корточки, вытащила из-под листьев кусок узорчатой решётки, которая раньше была элементом ворот одного из склепов.

— Мне смертию ржа угрожала! — провозгласила она и, оглядевшись, направилась к ближайшей усыпальнице.

Он молча наблюдал, как она поднялась на пару ступенек и, не переступая порога, едва заглянув внутрь, замерла.

— Идите сюда, посмотрите, что ж это делается! Боже, какая красота и какое варварство! Но почему, почему люди такие… такие… вандалы? Неужели совсем ничего святого за душой не осталось?

Разорённая могила… Сорванная ржавая створка двери была переброшена через могильный провал, в котором виднелись полуразрушенные ступени. Они вели вниз, метра на два с половиной, в глубину склепа, стены которого были выложены редкостной красоты изразцами. Гроба не было, только в ближнем углу валялась его проломленная крышка…

— Да, Алёна, осквернённая могила — это, пожалуй, страшнее, чем ограбленный дом или разорённое гнездо. То дело рук и совести плохих людей, у которых, однако, есть шанс искупления. А это сделали нелюди … Такого, наверное, и Бог не простит…

— «Всё в руце Божьей», касатик. Почему-то же допустил Господь сей разор? — раздался неожиданно чей-то вкрадчивый голос совсем близко.

Они обернулись и увидели в нескольких шагах от себя странную женщину, одетую во всё чёрное. Её вполне можно было принять за монашку, если бы не глаза, в которых угадывался какой-то внутренний, потаённый огонь. В них было почти всё: многоопытность, глубокомыслие, мудрость… Так смотрит тот, кого уже невозможно ни чем-либо удивить, ни, тем паче, обмануть. Пресекая на корню самую мысль об обмане, взгляд этих чёрных глаз, казалось, пронизывал насквозь! В них было почти всё… Кроме доброты .

— Каждому воздастся по делам его в свой черёд. Только сказано: «Не судите, да не судимы будете!» Так ли уж сами мы безгрешны по жизни нашей? Ты вот, касатик, к примеру, о Боге говорить пытаешься, а сам ведь даже не крещён… Вот что, милая, — без всякого перехода неожиданно обратилась она к девушке, — навряд тебе интересно слушать меня, грымзу старую, а мне б хотелось с кавалером твоим покалякать чуток. Не бойся — долго не задержу! Там вон, на взгорочке, у воды, художник картину малюет — сходи, полюбопытствуй пока.

Взглянув на «кавалера» (тот едва заметно кивнул), девушка медленно пошла в указанном направлении, пару раз в недоумении обернувшись.

— Да, не завидую я вам, сударь мой, — глядя ей вслед, уже совершенно иным голосом произнесла незнакомка. — Впрочем, что бы я вам сейчас ни сказала, вы меня вряд ли послушаете, не так ли?

Что случилось? Куда делась малограмотная «грымза», несколько минут назад елейно возвестившая: «Всё в руце Божьей…»? Какая метаморфоза произошла с чернавкой? Откуда взялся этот тон светской львицы, знающей себе цену?

— Тем не менее хочу вас предостеречь… О нет, нет, — она слегка усмехнулась, — что касается этой девочки, то здесь всё предопределено: вы или кто-то другой — неважно . Речь не о ней, а о вас.

Она бросила на него мимолётный взгляд и вновь отвернулась в ту сторону, где пожилой художник (метрах в ста от них) уже что-то оживлённо и с видимым удовольствием объяснял Алёне, остановившейся у мольберта.

— После того как вы сблизитесь с этой девочкой…

Это было уже слишком!

— Мне не совсем понятно…

— Немного терпения, сударь! Я отнюдь не намерена живописать ваше грехопадение! Вы и сами уже чувствуете, что долго не продержитесь. И речь идёт не о том, что вам известно, а о том, чего вы не знаете!