Марина Крамер - Закон ее прошлого

Будь верен текущей мысли и не отвлекайся.

Ямомото Цунэтомо «Хагакурэ. Книга вторая»

Я, поджав под себя ноги, сидела в кухне на стуле, курила уже пятую сигарету и рассказывала Климу историю моих непростых взаимоотношений с Лайоном Невельсоном. Не скажу, что этот монолог давался мне просто — воспоминания то и дело заставляли умолкнуть и прикусить губу, чтобы не расплакаться. К счастью, Клим, занятый приготовлением лосося, довольно редко поворачивался ко мне лицом и потому не мог уловить этого. Я не люблю быть слабой, не люблю демонстрировать кому-то уязвимые места…

— Понимаешь, я была уверена, что выиграла, что он надежно изолирован на долгий срок — я все для этого сделала, я даже сумела добиться, чтобы его не экстрадировали, а судили здесь. Можешь представить, на какие верха понадобилось залезть? Я успокоилась и попыталась начать жизнь заново. Правда, для этого пришлось уехать, чтобы даже мелочи не напоминали… Ты прости, что я об этом говорю, тебе, наверное, не очень приятно слушать о чувствах к другому мужчине…

— Почему же? — отозвался Клим, помешивая в глубокой сковороде зеленую стручковую фасоль со сливками. — Мне приятно знать, что ты способна испытывать чувства, ведь, глядя на тебя, невозможно даже подумать об этом.

— Я знаю, что кажусь холодной и отстраненной, но поверь — иногда так проще. Это моя беда, наверное, но после определенных событий я приняла решение никому ничего не демонстрировать. И знаешь, действительно стало легче. А с Русланом моя броня как-то очень быстро пошла трещинами и осыпалась. Но дело не в этом. Не в том, что Невельсон лишил меня человека, которого я смогла полюбить сама после долгих лет отстраненности и ледяной пустоты внутри. Он отобрал у меня то, что дало мне силы подняться после очередного предательства, выбил из-под ног опору, которую я только что обрела. А то, что он и жену свою убил, было уже просто дополнением. Если бы ты знал, как долго мне потом мерещились клетчатые сумки, в расстегнутой «молнии» которых торчали женские руки… — Я поежилась и схватила очередную сигарету.

Маянцев повернулся и тихо сказал:

— Я даже не представляю, как ты вообще смогла пережить это. Я мужчина, но как представлю себе, не дай бог, подобную находку, так мурашки по спине бегут.

— А я сама бы и не справилась. Пришлось даже в клинику неврозов лечь, только там смогли меня от этого избавить. И вот там, в клинике, гуляя по парку, я вдруг и поняла, что нужно уехать, иначе все вернется. Но мне же никто не сказал, что через три года я буду рваться в Москву, как чеховские сестры, — усмехнулась я, выпуская дым. — Мне же не работа нужна была, не деньги. Мне просто нужно было сменить ритм жизни, потому что постоянно сидеть у окна с книгой — это не мое.

— Да, я это хорошо понимаю. Примерно по этой же причине мой отпуск никогда не длится больше десяти дней — даже не две недели.

— Тогда я могу больше не объяснять тебе причину моего возвращения из Франции. Но штука в том, что, едва я вернулась, начались вот эти вещи — письма, какие-то странные люди вокруг, потом мне стал вдруг мерещиться Невельсон, хотя мне казалось, что я уже могу себя контролировать и не вспоминаю о нем вообще. И с каждым днем это нарастало, как снежный ком, — часть ты видел своими глазами. А я металась из стороны в сторону и никак не могла понять, что происходит, почему. Я опять все связи подняла, надеясь убедиться в том, что ошибаюсь и что мне снова пора к врачам, а не на работу. И, ты знаешь, почти убедилась в этом, но тут Мельников появился. Налей мне, пожалуйста, чаю, — попросила я, чувствуя, как пересохло в горле. Клим поставил передо мной чашку, от которой исходил тонкий аромат мяты. — Спасибо. Я, знаешь, даже обрадовалась — мне легче всего было списать все происходящее на Кирилла, потому что он уже проворачивал такое. Но здесь что-то не складывалось. А уж когда он мне сказал, что тоже видел Невельсона в Москве, я вообще запуталась. По утверждениям моего знакомого, Невельсон находился там, где и должен был, но ведь галлюцинации у двух взрослых людей не возникают одновременно и в разных местах. Я попросила сфотографировать Невельсона в колонии, и когда получила снимки, поняла, что я абсолютно нормальна, а в колонии — не Невельсон. Вот я и помчалась туда.

— И твои подозрения подтвердились? — Клим свернул из пергаментной бумаги подобие конверта и принялся укладывать туда сдобренный специями пласт рыбы, а сверху — тушеную фасоль. — Ведь ты нашла подтверждение своим догадкам, да?