Владимир Прядко - Нам подскажет земля

Квартиру Тимонины сняли на окраине, в городке Щорса. Маленький, аккуратный домик, утопавший в густой зелени сада, весело глядел на мир своими чистыми широкими окнами. Хозяева сдали его полностью на два года. И Борис чувствовал себя этаким мелким собственником. Он часами возился в саду, окапывал деревья, поливал цветы, собирал по утрам опавшие за ночь яблоки. К возвращению Нади с работы успевал приготовить обед.

Надя с аппетитом ела пересоленный борщ, в который Борис забывал класть укроп и петрушку, подгорелые, пахнувшие дымом котлеты и, улыбаясь, без конца хвалила мужа:

— Ай да молодец! Замечательный домохозяин…

Но на третий день такого одиночества «домохозяин» не вытерпел. Когда утром Надя собралась уходить в больницу, Борис надел военную форму.

— В полк идешь? — пошутила жена.

— Отходился я в полк, Надюша.

— А ты не печалься. Хоть немножко поживем спокойно: без тревог, лагерей и учений. Отдыхай…

— Стосковался я, — вздохнул Борис. — Ведь столько лет служил. И все — на боевом взводе, как пружина. А теперь сиди, придумывай себе дело, чтобы день быстрее прошел. Нет сил больше, Надюша. Пойду в военкомат получать военный билет и попрошу определить на работу.

— На какую?

— Там видно будет.

— Ну, что ж, пойдем вместе, нам по пути…

…В военкомате, в комнате, где сразу после приезда Борис становился на учет, кроме майора, сидел незнакомый высокий мужчина в белых, тщательно отглаженных брюках и голубой рубашке. Он перелистывал пухлую папку личного дела, внимательно читал каждую бумажку.

Они, видимо, говорили о Борисе, потому что, увидев его, майор поднялся и промолвил с улыбкой:

— Легок на помине, Тимонин.

При этих словах мужчина оторвался от папки и с нескрываемым любопытством посмотрел на Бориса. Потом встал, протянул руку:

— Рогов, Василий Вакулович.

Тимонин вздрогнул, пожал его теплую мягкую ладонь и, назвав себя, поинтересовался:

— Капитан Андрей Рогов ваш сын?

У мужчины подскочила левая бровь:

— Да, сын. Вы его знали?

— Полмесяца назад расстался с ним. Был в его роте комиссаром...

— Позвольте! — воскликнул Рогов. — Так это он о вас писал в последнем письме: «Проводил Бориса в гражданку, скоро, должно, следом двину…» Так вы и есть тот самый Борис?

— Да, тот самый.

— Тогда вдвойне приятно познакомиться с вами, Борис Михайлович, — тепло сказал Рогов, еще раз пожимая Тимонину руку.

А майор пояснил:

— Товарищ Рогов — полковник милиции, начальник уголовного розыска.

«Вот как?» — удивился Борис, а вслух спросил:

— Военный билет мне выписали, товарищ майор?

— Да, — ответил тот и в свою очередь поинтересовался — Ну, как отдыхается? Не надоело?

— Признаться, здорово надоело. Я и пришел к вам, чтобы куда-нибудь на работу определили. Хватит в саду копаться…

— Хорошо, что пришел. Я хотел вызывать тебя.

— У вас есть предложение, товарищ майор?

— Садись и выслушай. — Майор присел рядом с Тимониным на диване, положил руку на его колено. — Ты, конечно, знаешь, какое большое значение придает наша партия укреплению общественного порядка в стране. Мы хотим рекомендовать лучшие кадры в органы внутренних дел. Вот мы посоветовались в военкомате со многими офицерами, сержантами, солдатами… Все одобряют. Ну и… значит… решили направить туда группу демобилизованных воинов… вот к ним… — Он сделал жест в сторону сидевшего за столом полковника.

— Меня — в милицию?! — чуть не вскочил от неожиданности Борис.

Рогов улыбнулся:

— А что ж тут плохого?

— Да нет… я ничего… я…

— Нам, Борис Михайлович, как раз такие, как вы, и нужны люди, прошедшие армейскую школу. Работа наша трудная, опасная, ведь милиция — это, можно скатать, передний край, где иногда даже… стреляют…

Полковник говорил что-то о борьбе с пережитками капитализма в сознании людей, о благородном труде работников милиции, о спокойном отдыхе советских граждан. Смысл его речи с трудом улавливал Борис. Предложение идти работать в милицию просто ошеломило его. Ему хотелось остановить полковника на полуслове и крикнуть: «Как же вы не понимаете, что не о таком переднем крае я мечтал! Пошлите меня на любую стройку, на завод, в колхоз, на самые дальние нефтяные промыслы. Там я всю душу вложу, там я буду на месте». А какой-то подсознательный голос издевался: «Так вот ты каким оказался, Тимонин? Жидковат… Первая трудность попалась на пути, и ты уже — в сторону. Выходит, выступать с призывами легче? Решай, чего ж ты струсил?..»