Галина Романова: Осколки ледяной души

— Нет. — Он как-то неуверенно пожал плечами. — Нет.., наверное. Но у меня почему-то не получается. Это такая проблема, Танюша, из-за которой стоит так кричать?

— Это не проблема, если подразумевать просыпанный тобой сахар, но это проблема, если подразумевать твое ко мне отношение! — Она со злостью сдула прядь волос, упавшую ей на лицо, и с силой дернула на себя шторку кухонного окна; массажки там не было. — Ты знаешь, как меня это раздражает, и тем не менее каждое утро делаешь это! Раз за разом!!! Утро за утром!!! Год за годом! Как мне это расценивать, Саша?!

— Да как хочешь! — Он поднял на нее умные голубые глаза и невесело хмыкнул. — Тебе тяжело со мной, я знаю. С самого начала было тяжело, но…

— Но?! — выдохнула она угрожающе и вызывающе высоко задрала подбородок.

— Но ведь и мне с тобой не просто, Таня! С самого первого дня, с той самой первой минуты, как я стал твоим мужем, я живу с ощущением того, что меня облагодетельствовали. Это же надо — какое счастье!!! Это же надо, как тебе, Саня, повезло! Такая умница, красавица, обеспеченная опять же! А кто-нибудь спросил меня: мне оно надо?!

— Чего тебе не надо? — подобных разговоров прежде не было.

Было угрюмое молчание на неделю, робкие попытки с обеих сторон наладить как-то что-то и постоянное делание вида, что ничего не произошло, но вот чтобы так…

Татьяна растерялась. Взгляд ее заметался по кухне, перепрыгивая с предмета на предмет: стол, холодильник, пара навесных шкафов, мойка, рабочий стол — вполне стандартный набор на их стандартной тесной кухне, ах да, еще три табуретки. Она снова прошлась рассеянным взглядом по мебели. Тут массажка и нашлась. Кто-то додумался положить ее на холодильник. Холодильник был двухкамерным и почти упирался в потолок, и вот там-то и лежала эта дурацкая расческа, с которой все и началось. Или все же с просыпанного мужем сахара?.. Ну да неважно это было уже сейчас. Важно было дотянуться до массажки, попытаться потом хоть как-то уложить волосы и как можно быстрее ускользнуть на работу. К черту эти бессмысленные разговоры! К черту утреннее недовольство друг другом! Да и сахар, скрипевший под ногами, тоже к черту. Тот, что просыпали, подметется потом. Нужно было убежать сейчас, а вечером просто сделать вид, что ничего этого не было утром. Так было не раз, и так будет еще, но…

— Нам нужно расстаться, Таня, — совершенно обыденным голосом, будто речь шла о покупке макарон в супермаркете за углом их дома, проговорил ее Санечка. — Сказки не получилось. Наше счастье было обречено с самого начала. Я предупреждал тебя, а ты…

— А я?.. — у нее тут же сел голос. Он всегда у нее садился, если она волновалась или плакала.

— А ты поспешила с переездом. — Он как-то совсем уж безразлично пожал плечами и снова посмотрел на нее долго и внимательно — ее неподражаемо голубоглазый муж, до одури похожий на все портреты Есенина, которые она когда-либо видела. — Не нужно было торопиться, Таня. Мы же с тобой очень разные люди. Очень! И я.., опять же сахар все время просыпаю, хотя и привык на всем экономить.

Его последний язвительный упрек был несправедливым. Санечке было это известно не хуже, чем ей. Но он для чего-то все равно его ей выдал.

— И что же дальше? — Татьяна осторожно протиснулась между рабочим столом и его коленками к холодильнику и, встав на табурет, потянулась к массажной расческе. — Мы прожили с тобой пятнадцать лет вместе. И что теперь? Расставаться? Из-за чего, господи?! Санечка! Из-за чего? Из-за сахара?

— И из-за сахара тоже. — Он интенсивнее заболтал ложечкой в стакане, свесив кудри почти до стола. — Я его постоянно просыпаю, ты постоянно из-за этого бесишься. А могла бы и промолчать. Но ты бесишься и бесишься, орешь и орешь, почти каждое утро. А могла бы…

— Могла бы что? — Она сунула расческу в карман халата, вернула табуретку на место и снова, старательно обходя его угловатые коленки, пробралась к выходу из кухни.

Бежать нужно было, как можно быстрее бежать, иначе они до такого договорятся, до чего никогда прежде не договаривались.

— Могла бы мне просто чай наводить с утра, и все! — воскликнул он вдруг с чувством и незнакомо громыхнул табуреткой. — Просто наводить мне чай с утра и еще готовить мне завтрак!

— Завтрак? Тебе? Но… Но я и сама никогда не завтракаю. — И вот тут Татьяна растерялась во второй раз.

В голову тут же полезли страшные мысли о другой женщине или об очередной, пропущенной ею, материнской подлости.

Нет, нет, Татьяна тут же поспешно отогнала их прочь. Материнские вылазки в стан врага — то есть в их дом — Санечка всегда озвучивал, подробно комментируя каждую маменькину реплику.