Галина Романова - Девушка с секретом

Лихорадочно намыливаясь дорогим душистым мылом, Наталья не уставала подбадривать себя:

— Ты умница! Ты все сделала правильно! Никто не виноват! Они все должны быть наказаны! Сейчас ты пойдешь, все приберешь и поедешь домой…

Десять минут спустя придирчиво осмотрев комнату и не обнаружив никаких следов своего пребывания, она подошла к окровавленному ложу и виновато пробормотала:

— Ты уж прости меня… Мне очень понравился именно этот фильм!.. И в конце концов, я не виновата, что ты его не смотрел!..

— Э-эх, голуба! — мягко прошелестела баба Маша, присаживаясь у Женьки в ногах. — Гибче надо быть, гибче! А ты чего удумала — против власти идти! Сломают враз, а то еще чего похуже…

Она подперла сухоньким кулачком острый подбородок и надолго замолчала. Глядя невидящими глазами в растрескавшийся потолок, Женька неожиданно для самой себя произнесла:

— Я ведь не всегда была такой. Я могла за себя постоять! Меня многие детдомовские мальчишки побаивались, не то что девчонки.

— Иди ты?! — очнулась соседка от раздумий и недоуменно уставилась на девушку. — В жисть не поверю! Ты же рыба рыбой. Как привезли тебя сюда, так я сразу тебя и определила…

— Люди часто ошибаются, — перебила ее Женька, приподнимаясь на локте. — Я в детдоме тоже ходила во сне. Меня там и били первое время, и унижали. Больше, конечно, доставалось от воспитателей, но и детишки не отставали. Приходилось как-то приноравливаться и выживать.

— А как же наказывали воспитатели?

— Каждый по-разному. Один любил меня ставить на горох коленками, чтобы не пугала его среди ночи, а другая…

Женька прищурила глаза, вспоминая маленькую, пухленькую, как сдобная булочка, воспитательницу. Та, обнаружив утром вымокшего ребенка на полу в ванной, любила стегать ее толстыми пальчиками по щекам, приговаривая: «Ты у меня будешь спать, как все нормальные дети! Я заставлю тебя быть человеком!»

Лариска…

О ней Женька не могла вспоминать без содрогания. Ей не нужно было спрашивать — кто вымазал ее тетради чернилами. Она доподлинно знала автора многочисленных доносов учителям. Лариска — а это именно она была виновницей всех ее неприятностей — изводила Женьку. День за днем, час за часом. Она не упускала ни малейшей возможности в удобный момент подставить ей ножку. Ее неприязнь с годами лишь крепла, незаметно перерастая в ненависть. Женька, чьи помыслы были чисты и наивны, никак не могла понять природу этого чувства. В конце концов, смирившись, она списала эту ненависть на Ларискино сиротство и перестала обращать на нее внимание. «С годами это пройдет!» — думалось ей. Но, встретив ее однажды в городском парке, где Женька прогуливалась под руку с Антоном, она поняла, что ошиблась. Взгляд, которым та ее удостоила, был красноречивее всяких слов…

— И что — заставила? — отвлекла ее баба Маша от неприятных воспоминаний.

— Заставила… — усмехнулась девушка, вновь падая на подушку. — Терпение — вот чему я там научилась. Они вынудили меня спрятаться глубоко внутри. Я делала все, что они хотели, выполняла все, что от меня требовали, но это была не я, а кто-то другой. Собой я была лишь то недолгое время, которое прожила в доме Антона. Я радовалась каждому дню. И просто излучала нежность и доброту. Я была готова любить всех! И видит бог, мне это нравилось! Когда же случилось несчастье, то я умерла вместе с ним. Меня не стало совсем… Сейчас у меня в груди нет сердца, там пустота… Понимаете?

— Чего же тут не понять? — прошамкала беззубым ртом старая женщина.

— А я этого не хочу! Не хочу! Я хочу быть настоящей!

— Э-э-х, голуба! — соседка обреченно махнула рукой. — Здесь выбирать не приходится. Здесь или — ты, или — тебя…

— Но она ужасна!!! — вскинулась Женька. — Та, другая я. Она равнодушная — нет! — бездушная!..

— А мне такая больше нравится, — хихикнула баба Маша. — Что проку от той, другой? Одни слюни да слезы, тьфу…

Она еще что-то бормотнула себе под нос, и через минуту ее храп сотряс стены камеры.

Надземный переход прозрачным туннелем навис над трассой, гостеприимно приглашая зазевавшихся путников воспользоваться его услугами.

— Черт! Опаздываю! — Андрей летел через две ступеньки, то и дело поглядывая на часы.

Эта его рассеянность и послужила поводом к неприятностям — сильно задев плечом хорошенькую блондиночку, он отбросил ее к бетонной стене.

— Ох! Простите ради бога! — залепетал Андрей, прижимая руку к сердцу. — Ужасно спешу. Загляделся на часы. Простите еще раз.