Галина Романова - В любви брода нет

Выручила его молоденькая девушка. Она очень внимательно его осмотрела и даже попросила предъявить документы, прежде чем впустила следом за собой в подъезд.

— А зачем вы к Баловневым? — проявила она любопытство, поднимаясь вместе с Назаровым в лифте.

— Алексей меня интересует, — не стал он врать в ответ на ее вопрос.

— А-аа, так он уехал. Брат его отвозил. Сама видела, как он грузил его вещи в машину. Потом Лешка вышел, на окна свои посмотрел и тоже сел в кабину. Больше я его не видела. Только вы зря так разволновались.

— Почему это? — не понял Сан Саныч.

— Так у него брат сам в милиции служит, он и при должности, и при звании. Уж кому бдительность проявлять, как не ему.

Хрясь! Скрипнула в его голове одна из шестеренок, медленно сдвигаясь с места.

Баловнев, стало быть… Милиционер, значит, при должности, при звании…

— А зовут его?..

— Степан! Отчества не знаю, но что Лешка его Степкой звал, это точно. — И девушка, напоследок одарив его белозубой улыбкой, вышла на четвертом этаже.

А Назаров поехал выше. И пока ехал, думал. И чем больше думал, тем большим дураком себя считал. Как он сразу не догадался?

Неужели… Ох, Степа, Степа… Неужели ты завяз в чем-то… Хотя почему в чем-то? Все должно сойтись и наверняка сойдется на тех самых событиях десятилетней давности. Начинать нужно именно оттуда, зацепиться бы еще за что…

Когда Назаров подходил к дорогой металлической двери, облицованной дубом, он откровенно нервничал. Что станет говорить Степке, открой тот ему дверь, он пока не придумал. Но говорить все равно что-то нужно, и он нажал кнопку звонка.

Долго не открывали. Потом дверь распахнулась, и на пороге выросла массивная Степкина фигура.

— Во, а ты че тут делаешь? — осклабился тот, поддергивая резинку широких трусов. — За мной, что ли? Так я как бы в отгулах, Игореша же знает. А ты, я слыхал, вернуться надумал. Ну что же, одобряю! Скоро сразу два назначения и обмоем. Да ты заходи, Саня, заходи, посмотри, как живу…

Жил Степка шикарно, перестроив сразу две квартиры в одну и под завязку забив их дорогой мебелью и техникой. На окнах сплошь жалюзи и дорогие портьеры. Повсюду кожаные диваны, кресла, хрусталь, дорогой фарфор.

— Однако… — Назаров изумленно прищелкнул языком. — Оброс ты вещами, Степа, скажу я тебе.

Тот сарказма не почувствовал и тут же принялся хвастать. Заливался минут десять, без устали демонстрируя достоинства японской техники. Открывал шкафы, сплошь забитые одеждой, и все тащил Сан Саныча на кухню, пытаясь угостить его на посошок.

— А ты че, вообще, пришел-то? — вроде как обиделся Степа, когда Назаров категорически отказался с ним пить.

— Я-то… А я не к тебе, а к твоему брату. Имеется такой? — И он впился взглядом в Степкины бегающие глаза.

— К брату? — Степка делано хохотнул, звучно шлепнув себя по голым ляжкам. — А нету брата-то, Саня. В том смысле, что имеется такой, но уехал.

— А что так-то, Степа? — елейно, совсем не как будущий подчиненный у будущего руководителя, спросил Назаров. — А мне он ох как нужен. Может, телефончик имеется? Как-то ты с ним общаешься же. Уж не откажи по старой дружбе.

Фамильярность Степа уловил и отсутствие субординации отметил, сразу посуровел и взглядом, и лицом, подобрался, прокашлялся и, раскинув волосатые ручищи на кожаной диванной спинке, вальяжно произнес:

— Ну, а ты, Саня, уж просвети меня по той же старой дружбе, что за базар у тебя к моему братану имеется? Ты просвети, а я подумаю, стоит ли его беспокоить в такое неурочное время.

Время было нормальное. Что ни на есть самое оптимальное время для общения — почти шесть часов вечера. Но раз Степа затупил, значит, надо идти на компромисс, и Назаров ему рассказал и про сочинение, и про предостережение, выписанное аккуратным почерком его хулиганистого братишки. И мало того, даже показал ему сочинения.

Степа излишне поспешно выхватил из рук Назарова тетрадь брата. Полистал, почитал, очень долго и подробно вчитывался в последнюю страницу, в частности, в слова о готовящемся убийстве. Потом тетрадь захлопнул и вернул ее Назарову, слишком беспечно пожав плечами.

— Ну и что? Тебя в школе, случайно, не просветили насчет моего оболтуса? Наверняка что-нибудь такое говорили, наверняка… Так вот, подобное с ним, Саня, происходит всю его жизнь. Хулиганит, стервец! Я не знал, что и делать. Потому его к двоюродной бабке и отправил, что сил с ним больше не стало. И чем старше, тем он наглее. Жена в слезы, начала грозить, что разведется, и все такое… У меня, сам знаешь, работа и так не сахар, дома не бываю почти. А тут еще и братец фортелей подкидывает…