Галина Романова - В любви брода нет

И сразу виделся он себе не молодым мужиком тридцати пяти лет всего лишь. Разве это возраст для мужика-то! Не обеспеченным жилплощадью и средствами: все ж таки однокомнатная квартира в центре города — это не пустое место; да и три зарплаты в месяц, в общей сумме что-то около двадцати тысяч, — это тоже повыше минимального прожиточного уровня. А виделся он себе в такие минуты несостоявшимся неудачником. Отвратительным, жалким, пустым неудачником. И намечающаяся плешинка на макушке сразу разрасталась в размерах. И мышцы дряхлели просто на глазах. И лицо казалось настолько заурядным, что любой преступник со щита «Их разыскивает милиция» в сравнении с ним смотрелся красавцем. Благоустроенная квартира тут же превращалась в неухоженную холостяцкую берлогу. А заработок… смешно сказать! Его заработок и приработок едва дотягивали до планки пособия по безработице.

И вот тогда Сан Санычу мгновенно хотелось умереть или, на худой конец, спрятаться куда-нибудь. Чтобы его никто не видел и чтобы он сам себя не видел.

Он мчался домой. Запирал квартиру на оба замка и для верности накидывал цепочку. Отключал телефон и сворачивался клубком на диване, спрятав ноющую от мыслей голову под подушку. В такие минуты ему было почти физически больно от ненависти к самому себе, и он выл в ту самую подушку, которой накрывал лицо. Иногда удавалось забыться тяжелым сном, но легче от этого не становилось. Потому что во сне к нему являлись злые демоны и рвали его душу и сердце в клочья, утробно хохоча и завывая: «Ты убил их, сука! Это ты виноват!.. Их кровь на твоих руках!!! Что ты скажешь их детям???»

Он не знал, что им сказать, потому что все эти десять лет считал себя невиновным. И крови ничьей на своих руках не ощущал, а уж тем более вины за чью-то смерть. Только… Только доказать он этого не сумел. Тогда не сумел, а теперь было уже поздно. У него были какие-то слова, тогда, десять лет назад. Слова, возражения, доказательства даже какие-то имелись, но вся беда состояла в том, что его никто не слушал. Никто не захотел его выслушать, отстранив, задвинув в угол и тем самым скомкав его жизнь, его карьеру, его мечты о погонах, уважении и простом человеческом счастье. И счастье прошло мимо. И не просто прошло, а проскакало, припустив в галоп. Его бросила девушка, на которой он собирался жениться. От него шарахались при встрече друзья, а если и не шарахались, то, вымученно улыбнувшись, спешили проститься. Даже родители перестали звать его на выходные и праздники, все больше справляясь о здоровье по телефону. Он остался один. Совершенно и безнадежно один. Все бродячие кошки и коты сбегали от него через неделю-другую, а попугай сдох через месяц, застряв в переплете клетки. За это, кстати, он себя тоже ненавидел.

А потом в его жизни появилась женщина. Нет, две женщины, а если точнее, то целых три, которые немного изменили его жизнь. Он слегка приосанился, зауважал себя и даже позволил надеяться на что-то. Но вся беда заключалась в том, что одна из этих трех совершенно не подозревала о переменах в его жизни и продолжала сторониться его и при каждом удобном случае старалась исчезнуть из поля зрения, как вот сейчас…

Сан Саныч Назаров печально смотрел из окна уходящего автобуса вслед удаляющейся Верочке, отмечая про себя, что сегодня она выглядит печальнее, чем обычно. Может, из-за колготок? Когда она поднималась на автобусную подножку, он успел заметить дырку на ее колене. Да нет, вряд ли. Вера Ивановна Хитц не настолько примитивна, чтобы печалиться из-за пары недорогих колготок. Тут что-то другое. Что-то более серьезное…

От собственных мыслей Назарову сделалось тревожно. Почему?.. Вот почему он не рядом с ней?! Он же должен быть рядом, чтобы опекать, защищать и хотя бы просто надеяться. Ему же ничего от нее не нужно, кроме… кроме благосклонности. А Вера Ивановна не была к нему благосклонна, она была с ним вежлива и холодна. Порой чрезвычайно холодна. И вот когда это «чрезвычайно» приключалось, он особенно остро чувствовал свою никчемность.

— У тебя, старик, ни на чем не основанный комплекс вины, — объяснил ему как-то школьный приятель, единственный, кто остался с ним из прежней его жизни. — Тебе надо от него избавляться.

Легко сказать «избавляться»! Как???

— Нужно не держать этот комплекс в себе, а говорить с кем-нибудь о нем, — умничал все тот же бывший одноклассник. — И говорить как можно чаще.

О том, что Назарову не с кем было разговаривать не только об этом, а вообще обо всем, его приятель не подозревал. Он появлялся в стране наездами раз в два-три года, давал дельные советы и, не подкрепляя их помощью, опять уезжал.