Галина Романова - Черт из тихого омута

— Соня, а может быть, все дело как раз в этом, — обронил вдруг Гена, словно продолжил начатый недавно разговор.

— В чем? — Она замерла на полпути от холодильника к столу с гроздью винограда в одной руке и коробкой конфет в другой.

— В том, что тебе нужна моя помощь? Может быть, не я вовсе нужен тебе, а только моя помощь. Если это так, то… я должен знать точно, понимаешь?

Ситуация принимала несколько драматичный поворот. Соне этого не хотелось. Не хотелось никаких объяснений. Да и что она могла ему объяснить, в конце концов? А уж о признании в том, что она использует Гену, и речи быть не могло.

— Я не понимаю! — искренне ответила Соня, пряча глаза и принимаясь пристраивать виноградную гроздь на вазе, где уже высились горкой мандарины. — Я не понимаю, что ты хочешь от меня услышать, Гена. Честно, не понимаю! Если ты ждешь от меня каких-то слов о любви, то я не могу их тебе сказать. Не могу, по крайней мере пока. Помощь… А в чем ты можешь мне помочь? В деньгах я не нуждаюсь. Крыша, как видишь, над головой имеется, и весьма надежная.

— Тогда что? — Голос его на этот раз был лишен привычной мягкости и уступчивости. В нем отчетливо проступала злость. — Тогда что тебе от меня было нужно?! Почему ты позвала меня? Ответь! Только честно! Я пойму…

— Господи! — Соня устало опустилась на стул, рассеянно оглядела сервировку стола, походя осталась ею довольна, приглашающим жестом указала ему на стул, стоящий у противоположного края стола, и проговорила: — Почему все всегда надо так усложнять? Что может изменить для тебя мой ответ? Ты повернешься и уйдешь, если он тебя не устроит? Уйдешь?

Гена сел на предложенное место. Поправив рукава пиджака, осторожно пристроил руки на край стола и, не поднимая на нее глаз, отрицательно мотнул головой.

— Ну, вот видишь, Гена, — Соня усмехнулась и, следуя его примеру, положила руки на стол. — Зачем тебе тогда знать, для чего ты здесь? Мой ответ ничего не изменит! Мне одиноко, мне страшно в этом одиночестве, мне тошно… Это причина для тебя? Не знаешь? И я не знаю! Может быть, следуя позывам собственной нравственной озабоченности, я решила, что ты должен соблюсти приличия, поскольку так уж получилось, что ты стал первым моим мужчиной. Может быть, это совсем не то… Я и сама не знаю… Ну, что ты смотришь на меня так?

— Как? — он невесело усмехнулся, развернул салфетку, встряхнул ее и положил себе на колени. — Пахнет вкусно, давай поедим. Я голоден, а ты?

— Что?.. Не знаю… Наверное… — Соня что-то взяла себе с тарелки, которая стояла всего ближе к ней, потом подцепила на вилку с другой тарелки маслину и отправила в рот, совсем не чувствуя вкуса. — Гена, ты не думай обо мне слишком…

— Я думаю о тебе, Сонечка, — перебил ее Гена, очень ловко оторвав от утки обе ножки и положив их себе и ей на тарелки. — Я все время думаю о тебе. Ни о ком другом думать я просто не могу. Как не могу думать о тебе плохо, ты ведь об этом хотела меня попросить? Ну, вот видишь, как я хорошо понимаю тебя.

— Да? — Она искренне удивилась, сама-то она ничего такого о нем сказать не могла. — Интересно… И что именно ты понимаешь?

Гена не спешил с ответом. Наполнил ее и свою тарелки, затем взял бутылку вина и штопор, эффектно стрельнул пробкой и наполнил оба фужера. Улыбался он при этом донельзя загадочно.

Он явно начинал приходить в себя, чего нельзя было сказать о девушке. Соня нервничала. Сильно нервничала — и по поводу того, как нелепо выглядит в своем наряде на его фоне, и по поводу того, что он может сказать в следующее мгновение, и в большей степени — что он может сделать уже через минуту.

То, что сделал в следующую минуту Гена, повергло ее в шок.

Она ожидала всего, чего угодно, но только не такой скоропалительности.

Он подошел к ней. Поднял за плечи, поставил, словно куклу, напротив себя. Вложил в ее ослабевшие руки — в одну — фужер с вином, в другую — крохотный бархатный футляр и почти приказал:

— Открой!

Ей пришлось поставить бокал с вином на стол, чтобы открыть коробочку.

Кольцо… Изумительной чистоты бриллиант… Она немного разбиралась в этом и могла сказать, что кольцо достаточно дорогое. Во всяком случае, для его зарплаты дороговато. Но мысли об этом пришли позже. А сначала был восторг, потом смущение, испуг и еще бог знает что, что заставило ее осесть на стул и дрожащим голоском прерывисто прошептать:

— Ге-на-а, это что?!

— Это предложение руки и сердца, любимая. Что бы ни тревожило тебя, какие бы недоразумения ни заставляли не доверять мне, для меня это ничто не меняет. Я люблю тебя, Соня! Очень люблю! И хочу, чтобы ты стала моей женой… Уф-ф-ф, сказал все-таки! Думал, что не смогу! Кстати, я не жду от тебя ответа прямо сейчас…