Марина Серова - Ночной стрелок

Беднов иронически сморщил нос и демонстративно отвинтил пробку.

— Завтра у меня может не быть и такого случая! — заявил он и налил себе коньяка в небольшой серебряный стаканчик.

Пока он пил и закусывал, я задумчиво рассматривала водную гладь. Воображение подсказывало видение аквалангиста, выходящего из пучин с арбалетом в руках, но наличие у предусмотрительного Углова акваланга все-таки было чересчур фантастическим вариантом. С таким же успехом у него мог оказаться и вертолет.

— Ладно, вы ешьте! — сказала я. — Я тоже проголодалась. Так что насыщайтесь в темпе! Не на пикнике…

— Я полагал, что, как моя любовница, вы не побрезгуете разделить со мной трапезу, — велеречиво произнес слегка захмелевший Беднов.

— Я бы не отказалась, но если мы оба примемся жевать, нас могут застигнуть врасплох! — сердито сказала я. — Нужно следить за каждым шорохом. Поэтому мне и не хотелось, чтобы вы пили.

— От коньяка мои чувства обостряются! — весело заявил Беднов.

Я поняла, что разговаривать с ним бесполезно — он был опьянен не столько спиртным, сколько неожиданно свалившейся на него свободой. Свободой от обязательств, от секрета, который вынашивал годами, от необходимости делать деньги и всегда побеждать. Он, так сказать, вкусил радость поражения — радость быть никому не нужным.

На соседнем острове на обрывистом берегу зеленели густые, подступающие к самому краю рощи. Красная глина вся были изрезана темными расщелинами. Узкая полоска песка у подножия, заваленная валунами и галькой, была совершенно пустынна. Ее отделяло от нас метров двести сверкающей голубой воды. В воздухе висела тишина, изредка прерываемая слабым плеском волны и треском стрекозиных крыльев.

Беднов уже успел опорожнить треть бутылки и пришел в какое-то лихорадочное неприятное возбуждение.

— Черт побери! Какая, однако, жарища! — воскликнула он, стаскивая с себя рубашку. — Предлагаю раздеться! В самом деле, Юлия Николаевна! — Он с двусмысленной улыбкой уставился на меня. — Сбросьте с себя эту ужасную куртку, эти джинсы! Я уверен, что вам нет смысла скрывать свою фигуру — наверняка она столь же очаровательна, как и ваше чересчур строгое лицо…

Он поднялся и, ухмыляясь, шагнул ко мне.

— Все-таки это странно, — сказал он. — Я и вы. В этом райском уголке… Скажите, а вам никогда не приходилось заниматься любовью с теми, кого вы разоблачаете? Должно быть, это очень экзотическое ощущение…

— Успокойтесь, пожалуйста! — с досадой сказала я. — Вы все испортите! Не следовало вам пить…

На всякий случай я сунула руку за пазуху и сняла пистолет с предохранителя. Не для того, чтобы стрелять в Беднова. Просто я начинала нервничать.

— Нет, в самом деле? — настойчиво продолжал Беднов. — Вас никогда не подмывало соблазнить какого-нибудь убийцу, террориста? Мне кажется, при вашей работе вы нуждаетесь в разрядке. Почему бы нам с вами…

Он шагнул вперед и стиснул меня за плечи. Совсем рядом я увидела его смеющиеся, наполненные каким-то безумным вожделением глаза. Давление его пальцев делалось все сильнее.

— Уйдите к черту! — прошипела я. — Что вы себе позволяете? Вам голову напекло?

Не слушая, он сграбастал меня в объятия и попытался поцеловать. Мне были до лампочки его домогательства, но он вел себя безрассудно и опасно. Пытаясь вырваться, я с ужасом услышала какой-то тихий плеск, заглушенный животным мычанием Беднова. Шутки кончились.

Я врезала каблуком по его босым пальцам — от боли он ослабил объятия — и тут же несильно боднула его в переносицу. Беднов глухо вскрикнул и осел на песок.

А в следующую секунду на землю полетела и я, сбитая с ног ударом в голову. Сознание я не потеряла и сквозь пелену в глазах увидела над собой мокрого с ног до головы человека в темной одежде. Черные как смоль волосы липли к его лбу. В руках он держал арбалет.

Углов вынырнул из воды в тот момент, когда мы решали с Бедновым сексуальные вопросы. Должно быть, он подплыл с соседнего острова, где поджидал нас. В футболе есть поговорка — порядок бьет класс. Он побил нас и порядком, и классом.

Когда глаза мои стали видеть более-менее ясно, я различила, что жерло, так сказать, арбалета направлено мне в лицо. Я даже видела трехгранный наконечник стрелы, острый как спица. Углов, держа палец на спусковой скобе, сказал мне с улыбкой — совсем негромко:

— Ша, девочка! Немножко послушания, и, может быть, я оставлю тебя жить!

Он стоял так, что мог держать в поле зрения нас обоих. Мне почему-то не было страшно — я только удивлялась, насколько Углов похож на свою фотографию, даже улыбка его была мне знакома. Пошевелиться я даже не пыталась — малейшее движение закончилось бы для меня плачевно.