Марина Серова - Ассистент дамского угодника

— Ну? — спросил Твердовский, когда старик захлопнул за нами люк. — Куда дернем?

Он достал из кармана пачку, в которой оставалось три или четыре сигаретки, привычным быстрым движением прикурил и пустил густое облако дыма.

Я смотрела вдаль и чувствовала, насколько все происходящее нелепо. Теперь необходимо было выбраться из Астрахани живыми и как-то поставить в известность о нашем местонахождении господина Белохвостова.

Твердовский будто прочел мои мысли.

— Мы за городом. Мой телефон не работает, — безрадостно сообщил он.

— А у меня баланс на нуле, — тем же голосом ответила я. — Проще будет, полагаю, машиной добраться до Москвы, сдать в целости и сохранности наше сокровище и отправляться по домам.

Я с трудом представляла, что за место мы облюбовали вчера для ночлега, поэтому для душевного успокоения убрала руку за борт куртки и положила ее на пистолет, покоившийся за ремнем брюк. Баржа, в которой мы провели ночь, была спарена с другой, такой же, как и она, ржавой посудиной, лишенной вообще каких бы то ни было надстроек. Она была совершенно безжизненной, и странно было видеть на ней человеческие следы, оставленные на снегу. Я даже не знала, что подумать или предположить по этому поводу и на кого грешить. Поэтому я просто, но взвешенно попробовала оценить прилегающие к затону места.

Узкой цепочкой следы уходили на противоположный берег и там исчезали в неразберихе кустов и поваленных деревьев. Холм круто нависал над затоном, на него вела деревянная лестница с перилами. Слева от нее высился штабель необструганных бревен, справа — горы ржавого хлама, огромные стальные катушки, якоря, кабины мостовых кранов… Короче, лом черных металлов.

Следы на посудине мог оставить какой-нибудь бомж или просто свободный искатель приключений. Берег был покрыт камышом. Камыш — идеальное укрытие в случае бегства. Значит, если что, надо рвать в эти заросли.

Когда мы наконец поднялись на самый верх холма, я первый и последний раз окинула взглядом всю окрестность. Увиденным осталась довольна. Если нашу машину не вынюхали шакалы Зотова, убежище мы нашли идеальное. Ни одна сволочь не взялась бы предположить, что мы прячемся именно тут.

Машина стояла там, где мы ее и оставили, в полутора метрах от кособокой ели, окруженной тонкими пеньками.

Постепенно, шаг за шагом, мне открывалась сначала крыша машины, припорошенная снежком, потом стекла, потом капот и колеса. Слава богу, все было на месте. Заводи, и в путь. Так мы и сделали.

— Я за руль, — сказал мне Твердовский. — Я знаю эти места.

— Договорились, — не стала я противиться и легко согласилась на его предложение.

Однако достала из-за ремня пистолет, и с этой минуты он постоянно маячил за спиной у Твердовского. Не скрывая своего опасения, Юрий окинул меня недовольным взглядом, но ничего не сказал, а молча отомкнул дверь, жестом приглашая нас с Викторией в салон.

— Я сзади. Мое место не занимать. — Белохвостова сама открыла дверь и, устав от долгого подъема, плюхнулась на сиденье.

На мой взгляд, она сказала это, чтобы в очередной раз напомнить Твердовскому, что он виноват во всем происходящем и что она, вся такая замызганная, несчастная, обманутая, совершенно справедливо его подначивает. Юрий, церемонно поклонившись, закрыл за Викторией дверь, едва заметно улыбаясь. Так же, впрочем, не без холодка, преклонил голову и передо мной.

Ночью я не заметила красоты, которая окружила нас, а между тем местность, по которой мы ехали, была довольно живописной. Подернутые изморозью веселые отряды молодых елей расступились, и перед нами открылась красивейшая картина: вниз убегала извилистая дорога, огибавшая огромный холм, возникший на нашем пути, и скрывающаяся за горизонтом, а на вершине холма, выше серого частокола густого смешанного леса, сияла в лучах солнца старинная часовня. Может, даже усыпальница какого-нибудь местного князя. Далеко за ней виднелся мост, соединяющий нашу дорогу с двумя берегами неизвестной мне реки, которая, в свою очередь, терялась в далеком лесном массиве. Далее простиралась бесконечная равнина.

Мы спустились ниже. На какое-то время часовенка исчезла из виду и показалась снова уже тогда, когда наша машина проходила под ней.

— Покаяться, что ли? — тихо спросил сам себя Твердовский. — Пока не поздно.

Ему никто не ответил.

Автомобиль обогнул весь холм почти полностью, а потом еще долго катился под гору сквозь эту безмолвную, торжественную красоту, которая искрилась в лучах слепящего солнца.