Марина Серова - Крайняя мера

Мы остановились возле небольшого одноэтажного дома, выстроенного без шика, но со вкусом. Дима открыл ключом железную калитку, и мы вошли во двор. Проведя меня под руку по дорожке из желтого кирпича — после утреннего дождя камни были скользкими, — Дима поднялся на крыльцо, пропустив меня вперед.

В прихожей в нос ударил запах лекарств. Вытирая руки передником, на шум вышла пожилая женщина с морщинистым лицом. Увидев меня, она удивленно подняла брови и вопросительно посмотрела на Диму.

— Это Евгения Максимовна, — поспешил тот представить меня. — А перед вами наш добрый ангел, Ангелина Павловна, она ухаживает за папой.

Сиделка подала мне руку, которая была еще слегка влажной. Ее глаза смотрели на меня внимательно и настороженно. Ангелина Павловна сразу же спросила:

— Вы учитесь вместе с Димой? Что-то я вас раньше не видела.

— Евгения Максимовна будет выполнять одно мое конфиденциальное поручение, — ответил за меня Корнелюк, напустив на себя строгий и торжественный вид. — К музыке она не имеет никакого отношения. И вот еще что… Некоторое время Евгения Максимовна поживет у нас. Я думаю, поместим ее в бывшей детской.

Ангелина Павловна вытаращила глаза и слегка приоткрыла рот. Бог знает, что она подумала обо мне, но поведение Димы ее весьма удивило.

— Вам виднее, Дмитрий Владимирович, — произнесла она, пожав плечами. — Поступайте как знаете, в конце концов это не мое дело.

Корнелюк даже не понял, какое впечатление произвела его неуклюжая фраза на сиделку.

— Сейчас мы пройдем к папе, если не возражаете, — предложил он мне, — а потом я покажу вашу комнату. Раздевайтесь, пожалуйста.

— Владимир Георгиевич очень плох, — поджав губы, произнесла сиделка. — Вряд ли ему сейчас будет интересно общаться с вашей знакомой.

— Так надо, — настаивал Дима. — И вообще, Ангелина Павловна, я вас не понимаю…

— А я не понимаю вас, Дмитрий Владимирович. Могли бы немного и обождать, — заявила сиделка и удалилась, гордо подняв голову.

— Что она имела в виду? — растерянно спросил Дима, глядя ей вслед.

— Ну, что-то вроде того, что не следует приводить домой женщину и развлекаться с ней при живом хозяине, — пояснила я.

Корнелюк был потрясен:

— Как же так! Это недоразумение! Я немедленно должен с ней объясниться, — порывался он внести ясность в двусмысленную ситуацию.

— Бесполезно, — охладила я его пыл. — Сейчас вы ничего не сможете объяснить, только еще больше все запутаете. Давайте пройдем к вашему отцу.

Дима махнул рукой и показал мне на дверь, ведущую в комнату хозяина дома.

Раздвинув широкие тяжелые портьеры, Дима освободил мне путь. Я вошла, стараясь не шуметь. Широченная двуспальная кровать занимала собой едва ли не полкомнаты, на ней лежал Владимир Георгиевич Корнелюк. Несмотря на изнуряющий недуг, приковавший его к кровати, можно было представить, каким сильным и мощным был некогда этот человек.

Тем горше было видеть его теперешнее беспомощное состояние. И, похоже, надежд на улучшение действительно не было — Корнелюк-старший никак не среагировал на наше появление: его неподвижный взгляд был устремлен прямо перед собой — в лепной потолок, аккурат на пухлого амурчика, который целился стрелой в пастушку.

Бросив взгляд на легкомысленные барельефы по периметру потолка, я еще раз внимательно посмотрела на больного. Дышал он с трудом, подчас прорывались хрипы. Восковой профиль Корнелюка заострился, под глазами темнели широкие синяки, взгляд помутнел.

Когда Дима подошел к отцу и взял его за руку, дряблые мускулы даже не шевельнулись. Похоже, дни Владимира Георгиевича сочтены — впрочем, дней этих могло быть еще довольно много: в таком состоянии больные иногда находятся годами.

— Вот так мы и живем, — беспомощно проговорил Дима, обращаясь ко мне. — И так тяжело, а тут еще этот криминал, будь он неладен.

— Разберемся, — как заправский мент пообещала я. — Дайте только срок.

— Ну что ж, — Дмитрий погладил отца по руке и поднялся с кровати, — пойдемте. Ваша комната направо. Удобства — прямо по коридору.

Я кивнула и прошла в свои временные владения. Комната оказалась небольшой, но уютной. Кровать, тумбочка, кресло, маленький японский телевизор… А вот и напоминание о том, что это бывшая детская — стена возле кровати была увешана вымпелами со значками, которые маленький Дима собирал еще в школе и, судя по их количеству, изрядно преуспел в этом коллекционировании.

Дима дал мне полчаса на освоение обиталища — потом был обещан обед. Похоже, трапезы в этом доме были заведены совместные, так как Корнелюк назвал точную цифру — ровно в четыре.