Марина Серова - Раб лампы

— Сейчас вернусь.

— Сама же говорила, что надо побыстрее возвращаться в Тарасов…

Но я только отмахнулась от него и решительно направилась в ту сторону, откуда мы только что пришли. Пелена дождя застилала обзор. Я вошла в ограду и, наклонившись, протерла табличку на могиле, возле которой сидел Аладьин. И прочла: «Николай Сергеевич АКИМОВ. 1951–1997».

Неудивительно, что всю дорогу в Тарасов я молчала. Фамилия, написанная на могиле, располагала именно к молчанию. И я не хотела озвучивать снедающие меня подозрения. Более того, молчал и Аладьин. Он, кажется, вообще уснул на заднем сиденье, что, собственно, было неудивительно. Вряд ли он мог сделать то, что я посчитала бы удивительным. Сильнее, чем он, меня уже не удивишь.

На въезде в Тарасов Крамер сказал:

— Мы едем к Маркаряну?

Я повернулась и произнесла:

— А ты с чего это взял?

— Да так, знаешь ли. Наверное, нам в голову пришли сходные мысли…

— Не думаю, — сухо сказала я. — И вообще, когда в голову приходят одинаковые мысли, это чрезвычайно скверно.

Не знаю, отчего, но тут Вова Крамер, к которому я всегда относилась с доверием, засмеялся, и его смех дребезжаще звякнул, как треснувшее стекло.

Я сжала зубы…

Маркарян обитал в пятиэтажном доме на окраине Тарасова. После дождя дорога превратилась черт знает во что. Проехать по ней без проблем, вероятно, было бы возможно только на танке. Танком я не располагала, но стремилась вперед с диким упорством. Не доехав метров тридцати до подъезда Маркаряна, я увязла в грязи настолько, что поняла: дальше не продраться. Ничтоже сумняшеся я выскочила из машины и припустилась по лужам, благо терять мне было уже нечего. Ведь на окраине городка Краминска я извалялась так, что хуже просто некуда было. Я ворвалась в подъезд и одним махом оказалась на третьем этаже. Жуткое предчувствие сжало мне грудь.

Простенькая крашеная дверь квартиры, снятой мною для Маркаряна (на его деньги, конечно)… С одного взгляда я поняла, что она только прикрыта, а не заперта на замок. Очень плохо! Мягким тычком ноги я распахнула дверь настежь, синхронно наставив туда дуло пистолета. Никого и ничего. Конечно, могло такое быть, что неизвестный киллер хитроумно оставил бы здесь мину, взрыватель которой срабатывал бы при открывании двери — после взрыва в бассейне Маркаряна можно было ожидать решительно всего. Конечно, едва ли… На этот случай я отскочила тотчас же, как дверь с легким скрипом отворилась. Подождала, проскользнула в прихожую, четкими движениями предусматривая малейшую возможность нападения. Дуло пистолета мелькнуло в воздухе, поочередно фиксируясь во всех направлениях.

…Наверно, смешно и странно было бы смотреть со стороны, как отточенно и плавно двигается перепачканная в грязи женщина, выглядевшая на пятьдесят лет и одетая черт знает во что.

В последней комнате двухкомнатной квартиры меня ждал сюрприз. И сложно было бы отнести его к приятным.

В кресле сидел Маркарян. Неподвижно. Да и не мог бы он сидеть «подвижно». Он был опутан леской, конец которой был протянут через абажур. Свешиваясь с лески, перед самым носом Маркаряна красовалась граната. Гамлет сидел в чрезвычайно неудобной позе, приподняв руки и откинув назад голову: так была натянута леска. Он, конечно, мог попробовать занять более удобное положение, однако при таком раскладе леска потянула бы за чеку гранаты и выдернула бы ее.

Естественно, Гамлет Бабкенович не хотел такого исхода. Потому он сидел, выпучив глаза, и не сводил глаз с угла комнаты.

Я тоже посмотрела туда и тут же отпрянула за дверной косяк. Впрочем, тех долей секунды, за которые я «засекла» мизансцену в комнате, мне хватило, чтобы разглядеть, КТО сидит в углу.

Без сомнения, это был киллер. Это он убил Маркаряна-старшего и Пугачева, потому что он был в загородном доме на юбилее Гамлета Бабкеновича. И, быть может, это он убил Бармина и Мельникова. Наверное, без его участия не обошлось и происшествие с незадачливыми Феоктистовым и Карасевым. Судьба бывшего хирурга, бывшего психоаналитика и уже бывшего человека Кругляшова, быть может, тоже оказалась вложена в эти ладони, в которых я успела увидеть пистолет. Да, настоящая машина для убийства. Настоящий киллер. Он… впрочем, почему ОН, если «машина для убийства» — женского рода. ОНА. Да, она.

Аня. Девушка с перевязанным плечом. Она.

— Не прячься за косяком, Женя, — выговорила она, не шевелясь. — Ты одна?