Марина Серова - Гляди в оба

Я была заранее готова к тому, что задний двор ночью окажется закрытым, и сразу бросилась к забору, на ходу доставая из сумки и разматывая моток веревки с крючком на конце и забрасывая его наверх. Ага, зацепилась. Как же хорошо, что я забыла в сумке эту самую веревку. Теперь главное — как можно быстрее вспомнить навыки своих диких предков и взобраться на забор. Жалко, что банана за это не дадут, зато хоть чего другого не навешают.

— Ой, а я не сумею! — растерянно вскрикнула мне в спину Леночка.

— Значит, оставайся здесь. Или сумей. — Я уже спрыгнула в переулок и пригнулась.

Я точно знаю, что в некоторых случаях миндальничать нельзя и даже категорически противопоказано. И точно, мои слова дошли до Лены моментально. Как только Леночка поняла, что может остаться во дворе одна, она от ужаса, забыв про страх, неумение и только что выпитое шампанское, с удивительной быстротой перелезла по веревке через забор. Одно мгновение — и Лена тоже спрыгнула вниз, сама не веря своему счастью. Из-за забора послышались громкие крики, свистки, ругань, и мы, не сговариваясь, припустились отсюда со всех ног.

О, как мы бежали! Я думаю, нашей скорости могли бы позавидовать чемпионы Олимпийских игр на длинные дистанции. Тем более нужно учесть, что мы бежали по дороге босые, в одних тонких чулочках, которые на ступнях сразу же превратились в лохмотья, но мы не чуяли под собой ни острых камней, ни стекол. Бегают же индийские йоги по битому стеклу или раскаленным углям в состоянии транса? А мы с Леночкой точно были в трансе, по крайней мере — она. Я знала, что теперь главное — как можно дальше отбежать от «Колибри» и спрятаться в укромном дворике. Не исключено, что за нами сейчас двинулась погоня, раз сам Бяша приказал нас изловить. Пятьдесят на пятьдесят, конечно, но кто его знает? Рисковать нельзя, не имеет никакого смысла.

— Не останавливаться! — предупредила я Леночку, которая уже принялась сбавлять темп, охать и стонать.

Еще хотя бы пятьсот метров, триста… Упрямо тряхнув головой, как чемпион на последнем круге, я молча сделала отчаянный рывок вперед. Леночку мог подстегнуть только страх от меня отстать, это я уже поняла.

Вот и сквозная арка, через которую можно без труда перебраться на горячо любимую мной тарасовскую улочку Купеческую со старыми дворами и запутанными подворотнями. Можно сбавить ход и нырнуть в подъезд двухэтажного полуразвалившегося дома с чугунной старинной лестницей, который раньше занимала одна тарасовская купеческая семья, а теперь — целая коммунальная орава тарасовцев новой формации.

Приложив палец к губам, я дала понять Леночке, что теперь мы должны на время затаиться и помолчать. Но моей подружке и самой не хотелось говорить. С тяжелыми вздохами рассматривала она то, что осталось от колготок и ног, пыталась на ощупь освидетельствовать полученные боевые ранения и даже, вынув зеркальце, надеялась разглядеть при свете фонаря свою расквашенную физиономию.

— Эх ты, это из-за твоей художественной самодеятельности мы чуть было в самом начале не завалили дело, зря потратили целый вечер, не продвинулись ни на миллиметр, — должна же была я сделать ей выговор.

Но усердствовать не стала. Как она сейчас бежала! Как сиганула через забор! Как вцепилась в волосы тому, кто пренебрежительно говорил о ее любимом Птахе! Я и не ожидала увидеть в моей парикмахерше столько дерзкого мужества. Молодец!

Наконец около двух часов ночи две недавние красавицы покинули гостеприимный подъезд и заковыляли по городу. Леночка хромала на обе ноги, на спине у ее платья был вырван приличный клок, а про себя я даже и не знаю. Как и несколько часов назад, я вызвалась остановить такси, только теперь все ночные извозчики проносились мимо нас. Почему это, спрашивается? Какая черствость — не подобрать по пути пьяных, избитых, истерзанных девушек. Наконец, догадавшись спрятать Леночку на автобусной остановке и прикрыв сумкой собственные босые ноги, я все же притормозила какой-то мотор, на заднем сиденье которого уже сидел человек.

— Девчонки, поехали ко мне, не пожалеете, — предложил высунувшийся мне навстречу мужчина, в котором я с ужасом узнала лицо, недавно виденное в «Колибри». Ну надо же, какое нелепое совпадение. Ведь узнает же. Впрочем, нет, товарищ-господин был слишком пьян, чтобы суметь сопоставить и хоть как-то осмыслить недавно разыгравшиеся перед ним картинки. Он видел (и наверняка нерезко) в нас просто ночных женщин и тупо нацелен был только на одно простейшее действие. Я бы, конечно, сразу захлопнула перед его носом дверцу, если бы не узнала в незнакомце одного из тех, кто сидел за интересующим меня столиком вместе с Сеней. Мгновенно сориентировавшись, я уселась рядом с ним на сиденье, а на переднее устроила Лену, окончательно потерявшую к жизни хоть какой-то интерес.