Марина Серова - Гиблое место

Я потянулась и вылезла из кровати.

— Кто? — спросила я, накидывая на себя огромную Стасову рубашку.

Ответом мне было загадочное молчание. Вздохнув, я открыла дверь и уже начала произносить:

— Заходи, проклятый и коварный изменник…

Но осеклась на полуслове.

Никого на моей лестничной площадке не было. Перед дверью стояла лишь огромная корзина с алыми, чайными и белыми розами, наверное — штук сто! Я ошалела, уставившись в восторге на это великолепие.

Среди роз притаилась бутылка шампанского из дорогого магазина.

— «Вдова Клико», — удивленно прочла я на этикетке. Ничего себе, подарочки! Рядом скромно притулился блок сигарет «Собрание». Тоже не слабо. А венчала картину огромная коробка конфет, на которой, собственно, эта корзинища с дарами волхвов и стояла.

— Если это от провинившегося Стаса, то где сей негодник взял столько денег? — подумала я вслух.

— Тань, не закрывай! — услышала я голос Мельникова.

Неужели…

Он быстро рассеял мои подозрения, уставившись на найденные перед моей дверью дары.

— Ну и пиршество мы сейчас закатим! — радостно сообщил он, потирая руки. Он даже втащил корзину внутрь.

— Мельников, это вообще может оказаться не моим, — мрачно сообщила я, наблюдая, как он нахально открывает бутылку.

— Стояло же перед твоей дверью?

— А если это взятка?

— Да брось! От кого? От Леонида Ивановича?

Ну этот вряд ли бы сунулся!

Я увидела уголок открытки и, когда Мельников отправился за фужерами, потихоньку достала ее.

«Спасибо от Шота, Таня».

Георгий… Очень быстро спрятав ненужную улику, я спокойно уселась, приняв невинный вид.

Мельников вернулся с фужерами и сразу же отправил в рот горсть конфет из коробки, вытянул пачку сигарет из блока — он явно наслаждался жизнью. От души.

— Знаешь, что они там делали?

Я знала, но из вежливости отрицательно покачала головой.

— Они их обирали, сажали на иглу и заставляли работать за тарелку бурды и героин! Представляешь, Танька? А Эдика убили, оказывается, потому, что он у них был казначеем и собирался сдернуть с деньгами!

— Ритке не говори, — попросила я. — Пусть у нее хоть об одном пропавшем женихе будет хорошая память…

— Конечно, наши шишки сейчас рвут и мечут. Правда, уже поняли, что лучше это дело замять, чтобы их связи с Грызуном из тайных не стали явными. Нет, но каков Грызун!

Он возмущенно отправил в рот еще горсть конфет.

По телевизору приятные молодые люди пели песню про убитого негра.

«Ай-яй-яй-яй, убили негра, убили негра, суки, замочили…»

Несчастный негр, который был навсегда лишен возможности играть в баскетбол и петь хип-хоп, иногда появлялся на экране, грустный и симпатичный.

— Кстати, — оторвал меня от созерцания приятного клипа Мельников, — я все понял… Только один факт выше моего разумения… Кто же их убил?

— А Игорь? Что он сказал?

— Он ничего не видел…

— Каллистратия?

— Какая? — удивился он. — А, это та сумасшедшая… Она утверждает, что в воздухе запахло серой, Ведьма вызвала беса из преисподней, и он пальнул в несчастного старца…

«Ай-яй-яй, убили негра…»

— Что ты на это скажешь? — не отставал Мельников. — Ты-то наверняка что-нибудь знаешь?

По телевизору началось самое интересное. Мать негра заиграла в тамтамы, и мертвый негр встал и пошел на их зов… Мельников продолжал настаивать.

— Так оно и было, как говорит Каллистратия, — улыбнулась я. — Я вызвала из преисподней бесов. Завоняло серой. Убили негра… В общем, все умерли. Очень грустная песня.

— И тебя вылечат… — пообещал Мельников. — Таня, мне нужно найти убийцу!

Вот зараза законопослушная! Единственный человек, которого Мельников не станет сажать, — это я.

— Ну, хорошо, — подняла я на него глаза. — Вот я. Сижу перед тобой. Это я их всех и перестреляла.

— Чем? Своей газовой зажигалкой?

Он мне совершенно справедливо не верил.

— «Есть многое на свете, друг Горацио, что неподвластно нашим мудрецам», — с самым умным видом процитировала я Шекспира. — Не веришь мне, спроси у «костей»…

Я протянула ему кисет. Он посмотрел на меня с усмешкой скептика и атеиста, но «кости» взял. Наверное, любопытство взяло верх.

Покатав «кости» в ладонях, выбросил их неожиданно профессиональным жестом. Ого, да мой Андрюшенька игрок!

«31+12+20».

— Ну, и что сие значит? — спросил Мельников.

Я поднялась, достала книгу и протянула ему.

Он долго искал, смешно шевеля губами. И наконец нашел:

— «Разве то, что человек может узнать, — именно то, что он должен узнать? Не будьте чрезмерно любопытным».