Петр Кожевников: Год Людоеда

Настя слушала команды своего второго спасителя и нисколько не сомневалась в том, что он в любой момент действительно способен выстрелить. «Только бы они, дуралеи, не дергались!» — переживала девочка за тех, кто еще несколько минут назад представлял для нее, возможно, смертельную опасность. Ей было по-настоящему жалко этих негодных мужиков, уже и так потерявших почти все на этом свете. Ее большие темные глаза выражали теперь не только испуг, но и отчаяние, а маленький, аккуратно очерченный алой помадой ротик еще больше сжался, словно так она пыталась удержать себя от крика.

— Спасибо вам, миленький вы мой! — протянул Князь руку мужчине в очках. — Да я бы и сам. Бог даст, осадил бы эту камарилью

— А я вас сразу узнал. Вы ведь тот самый знаменитый князь Волосов, Эвальд Янович, если я правильно помню? — Второй Настин спаситель переложил оружие в левую руку, предоставив правую для приветствия.

— Он самый, голубчик. — Князь слегка кивнул. — А вы, очевидно, легендарный Плещеев Сергей Петрович, шеф вездесущей «Эгиды-плюс»?

— Так точно, князь. — Плещеев все еще продолжал жать руку новому знакомому.

— Вы меня извините, — обратился к собеседнику Волосов, — но почему вы не дали предупредительный выстрел, а сразу пообещали стрелять на поражение?

— Да потому, уважаемый, что тогда безнадежно закончится газ и нечем будет прикуривать. — Сергей Петрович передал князю свое оружие, которое на поверку оказалось пистолетом-зажигалкой. — Да что мы стоим посреди этого гадюшника? Пойдемте в машину. Девочка с вами?

— Настенька, тебя зачем сюда привели? — Князь наклонился к ребенку.

— Мама Тоня меня мужчинам сдала, чтобы они ей водку носили. — Настя переводила взгляд с одного избавителя на другого, но те, смутившись, отводили глаза, будто их что-то вдруг серьезно отвлекло.

— Я ведь тоже не безоружный, да признаться, пока просто не видел смысла что-нибудь применять. — Волосов остановился между ларьков, расстегнул пальто, пиджак и показал спрятанную под пиджаком кобуру. — Здесь у меня — огнестрельный немецкий револьвер. А справа — газовый пистолет. Вот десантный нож. А это — морской кортик. Я происхожу из такого рода, в котором все мужчины обязаны носить оружие.

— Простите, Эвальд Янович, но у меня сразу возникает чисто профессиональный вопрос. — Плещеев привычно осмотрелся для контроля ситуации, но тотчас понял, что его новый знакомец также допускает разбойные рецидивы рыночных завсегдатаев, причем рассчитывает не только на свое зрение, но и на слух. Шеф «Эгиды» улыбнулся: — Я без малого двадцать лет служил в органах, сейчас имею частное охранное предприятие, постоянно выправляю все необходимые документы, в том числе лицензии на оружие и спецсредства. И вот, поверите вы мне или нет, именно с этими вещами, которые нам необходимы для работы, которые, собственно говоря, являются символами нашей работы, у меня и возникают постоянные проблемы. У вас никогда ничего подобного не происходило?

— Вы знаете — ни разу. Бог миловал! — Волосов перекрестился и приложил правую ладонь к груди. — Как говорится, на Бога надейся и сам не плошай! Заметьте: не «но», а «и». У меня тоже имеются все положенные документы, но, повторяю, до сей поры мне не приходилось их никому предъявлять.

Они вышли за территорию рынка и увидели группу детей, осаждающих бежевый микроавтобус с красным крестом и латинскими надписями на борту. Над подростками высились двое взрослых мужчин: один лет сорока пяти, очень похожий на героя гангстерского фильма, второй — раза в два моложе, судя по виду, типичный персонаж из какой-то комедии про городского дурачка.

— Позвольте, князь, представить вам моих коллег по работе с безнадзором, да и вообще наведению порядка в нашем граде. — Плещеев жестом пригласил Волосова сделать еще несколько шагов в сторону бежевой иномарки. — Федор Данилович Борона, доктор-педиатр, еще совсем недавно — главный врач Дома ребенка.

— Так вы тот самый рыцарь детства?! — Эвальд Янович протянул Бороне руку. — Я имел счастье пару раз видеть вас по телевидению, да и в газете мне попадались ваши интервью о бездомных детях.

— Именно так. — Врач отошел от детей и принял рукопожатие. — А это мой помощник — Борис Артурович Следов, социальный работник нашего пока еще бесприютного детского приюта.

— Голубчик, а я вас тоже видел. — Князь своим обычным, словно фотографирующим или прицеливающимся взглядом посмотрел на Бориса, запечатлевая его воспаленное лицо, которое будто обгорело на солнце и оттого потеряло часть своего и без того неровного кожного покрова. — Вы, кажется, призывали граждан объединить усилия для скорейшей поимки Людоеда Питерского?