Марина Серова - Долгое путешествие

— Hi, Bill! — сказала я. (Привет, Билл!)

— Hi! — ответил Билл Харли.

С Харли мы были на дружеской ноге. Мы познакомились с ним на следующий день после того, как поселились в отеле. Несколько минут задушевного разговора, и мы уже были в приятельских отношениях.

— This is my friend, — сказала я Биллу. (Это мой друг.)

Патерсон стал недовольно шипеть:

— Что ты говоришь ему?

— Говорю, что ты мой друг.

Гоблин успокоился.

— Надеюсь, пистолет ты оставил дома? — настороженно спросила я.

— Конечно, — рассмеялся Патерсон. — Тебя не перехитришь. Лучше не делать того, что тебе не нравится.

Так я и поверила. Где-то в одежде у него спрятан нож, к ноге привязан кастет. Или еще что-нибудь.

Мы поднялись в номер. Я постучала в дверь, которая тут же распахнулась. Настя стояла на пороге с вымученной улыбкой. Она хотела казаться приветливой. Это у нее получалось с трудом.

— Привет, Настек! — хитро улыбаясь, проронил Патерсон.

— Здравствуй, — сдержанно произнесла Настя.

Мы вошли в номер.

— Располагайся, — кивнула я Патерсону, который тут же уселся в кресло и закинул ногу на ногу. Он оглядел обстановку, затем полез за сигаретами.

— Здесь можно курить?

Мы не возражали.

Патерсон достал из кармана пачку «L&M», закурил сигарету и выдохнул целое облако белого дыма.

— Ну, как говорится, ближе к делу? — спросила я.

Он кивнул.

— Сразу хочу предупредить. Все должно быть чисто. Мы вручаем сумму в 20 000 $. Как договорились, ни цента больше. Больше у нас здесь просто нет.

Патерсон сделал неопределенное движение головой, мол, мне уже все равно.

Настя вынесла «дипломат», опустила его на журнальный столик и открыла. Внутри лежали аккуратные пачки банкнот достоинством 20 и 50 долларов.

— Те самые? — поинтересовался Патерсон.

Настя покачала головой:

— Другие. Как выдали в банке.

Бандит хмыкнул.

— И как ты провезла столько через границу?

— Помогли.

— Кто?

— Тебе не обязательно знать об этом.

Патерсон причмокнул.

— Да, это не мои проблемы. А вообще-то ты ловко все провернула. Мы не ожидали.

— Человек не зря учился в финансовом колледже, — вставила я, — кое-чему там все-таки научили. Здесь нужен точный математический расчет. А у Насти с математикой совсем неплохо. Правда, Настя?

— С этим проблем нет, — согласилась Настя.

— А у тебя как с математикой? — спросила я Патерсона.

— Нормально, — заявил тот, — считать деньги я умею.

— Тогда считай.

И я подтолкнула к нему «дипломат».

Патерсон принялся пересчитывать банкноты, шевеля губами и теребя каждую пачку пальцами. Я молча смотрела на эту процедуру, следя за его манипуляциями и пытаясь проконтролировать ситуацию.

Настя возилась в стороне, готовя бутерброды из купленных заранее экзотических продуктов.

Патерсон оторвался от дела, поднял голову, видимо, почувствовав аппетитный запах.

— Закуска? — спросил он игриво.

— Конечно, — ответила я, не отрывая взгляда от купюр, — это дело надо обмыть. По русскому обычаю. Я думаю, ты не станешь возражать.

Патерсон повеселел. Стоит русскому человеку намекнуть, что его ждет рюмочка, и у него сразу поднимается настроение.

Вскоре ему надоело считать.

— Да ладно, все нормально, — сказал он и закрыл чемодан.

— Тогда приступим к самой приятной процедуре, — предложила я и достала бутылку водки.

— Ого, «Столичная»! — воскликнул Патерсон.

— Американского розлива, — уточнила я, открывая бутылку со священной жидкостью.

На столике появились три бокала и небольшой поднос с бутербродами.

Патерсон разлил водку по бокалам.

— Себе можешь налить побольше, — посоветовала я, — у нас дозы мелкие.

Бандит не возражал. Он плеснул себе порядочную порцию водки и поднял бокал.

— За что пьем?

— За дружбу, — сказала я, пристально глядя ему в глаза.

— О\'кей, за дружбу!

Он выпил первым, следующей была я. Настя никак не решалась приступить. Я бросила на нее сердитый взгляд. Действуй, а то влипнем. Малейший повод для подозрения — и весь план может лопнуть.

Мы сидели уже полчаса. Патерсон разомлел. Американская водка быстро шибает в голову, правда, потом ее действие начинает ослабевать.

Настя включила музыку. Послышался голос Джо Коккера, его медленная композиция.

Патерсон откинулся в кресле и разулыбался.

— Классная музыка, классные девочки, может, потанцуем?

Он поднялся с места и притянул меня к себе. Пришлось опустить руки на его плечи и заставить себя двигать бедрами.