Марина Серова - Комната страха

Мне принесли воды, после чего я почувствовала, что мутит меня больше от их суеты, чем от боли. Когда я объявила, что мне нужно выйти, меня не задерживали, попросили только не уходить совсем до оформления бумаг и приезда «Скорой».

Ну, разумеется. Тем более что дела мои здесь еще не закончены. Хоть я и не волновалась за участь Ларисы — не могли авгуры причинить ей большого вреда до встречи со мной, — а поторопиться поискать ее стоило. Надо отдать должное Нестору — приманка из нее для меня получилась прекрасная.

Я вышла в зал и внимательно осмотрелась, все еще морщась от боли. С чем, как выразился Тимофей, возился здесь Нестор?

Большая темная комната, окно и овальный стол с тремя стульями вокруг него. Вдоль стен еще несколько стульев. Решетка…

Ни старика, ни Тима здесь не было, когда мы с Илоной вышли отсюда. Они прибыли перед самым появлением Тима в комнате с темным зеркалом. Он сразу прошел к нам, услышав, как я требую от Илоны шифр, а Нестор задержался. Причем задержался непраздно.

Я тряхнула рукой драпировку и едва не чихнула от поднявшейся в воздух пыли. Как это бывает часто, роскошь и грязь — рука об руку.

Ближе к углу тяжелая материя заколыхалась свободней. И углы ее были скруглены занавесями.

Вот так. Места оказалось вполне достаточно, чтобы с удобствами разместиться человеку, особенно если поставить стул.

Не стул, а низенькое кресло стояло во втором по счету углу, куда я заглянула, вознамерившись все здесь как следует обшарить. В кресле полулежала Лариса.

Я крикнула мужчин, и двое перенесли ее вместе с креслом к окну. Проверили пульс, подняли веки.

— Обморок? — спросил Красин из комнаты.

— Наверное, — ответили те, возвращаясь. — Жива, самое главное. Сейчас врачи приедут — помогут. Ну и наворочено тут дел!

А я подумала, что никто из них не представляет пока, сколько именно дел здесь наворочено.

Осмотрела манжеты Ларисиной блузки, вытаскивая их из-под рукавов кофточки. Левая была расстегнута. Я закатала рукав до локтевого сгиба. Как и предполагала, внутренняя часть сгиба была вымазана засохшей кровью, а над самой веной быстро обнаружилась красная, едва припухшая точка. Да, судя по всему, авгуры имели на нее виды, если дело дошло до наркотиков, уж мне-то это известно.

— Ларочка! — Я с улыбкой пригладила ее волосы. — Сейчас Красин распорядится, и менты пропустят сюда господина Крапова.

Мне показалось, или ее веки на самом деле дрогнули?

— Только, бога ради, — попросила я, опускаясь на пол и приваливаясь боком к ее ногам, — никогда больше не смотрись в темное зеркало…

Я настаивала на ресторане, но Константин чуть ли не силой привел меня в этот бар, расхваливая его до небес, и не ошибся — даже с первого взгляда тут было неплохо. Неожиданно просторное помещение, с десяток столиков вдоль стен, мягкое освещение и солидная, изогнутая дугой стойка темного полированного дерева. Когда мы вошли, звучал джаз, работал телевизор, и бармен, поглаживая усы, отсалютовал нам рукой, как старым и добрым знакомым. Публики собралось немного. Вечер, правда, был еще не в самом разгаре.

Костя подвел меня к стойке и подержал за пальцы, пока я усаживалась на высокий, с вращающимся сиденьем стул. Сам остался стоять, чтобы быть ко мне поближе.

Не спрашивая, бармен из блестящего миксера наполнил густой рубиновой жидкостью два высоких бокала, бросил в каждый по кубику льда и черной черешенке и ловким движением кисти с удивительной точностью отправил их к нам по гладкой поверхности стойки. В ответ на благодарность важно качнул головой, прищурив маленькие добрые глазки, и шевельнул усами:

— На здоровье.

— «Карменсита», — ответил Константин на мой вопрос о названии коктейля. — Селедочки бы к ней…

Я рассмеялась — такой у него сейчас был наивный и вместе с тем уверенный вид.

— А в самом деле, поесть здесь нам удастся?

— И очень вкусно, — обнадежил он. — Только заказать надо заранее. Чего изволите?

— Мя-аса! — изволила я. — Большой кусок хорошо прожаренного мяса. С острым соусом, специями и зеленью. А гарниром пусть накормят здешнего кота.

Бармен зааплодировал мне, похлопал кончиками пальцев одной руки по ладони другой и прошептал что-то на ушко невесть откуда взявшейся официантке. Та упорхнула, бросив на Костю заинтересованный взгляд через плечо. Я ее понимала.

Сэнсэй был великолепен если и не более чем когда-либо, то уж, во всяком случае, и не менее.