Марина Серова: Ну и дела!

Я молча кивнула.

— Саид хочет меня обуть. Я завод покупаю. Авиационный. Большие деньги отдаю. Сапер… Это Димку, зама моего, Сапером кличут. Он все знает. Сколько, где и когда. Встречу я уже отменить не смогу. Стрелки забиты на воскресенье. Я Сапера знаю. Три дня он молчать будет. А потом расколется.

— Я-то тут при чем? — прервала я его монолог.

— Ты его найдешь. И уберешь.

— Не по адресу. Это не мой стиль.

— Плевать на твой стиль. Не сумеешь — я тебя сам пристрелю… — Заткнись! — вдруг заорал он, хотя я просто молча обдумывала свое положение. — Гонорар свой получишь. После того. Все?

Я молчала.

А что я могла сказать?

— Иди. У тебя есть три дня. Сегодня вторник. До вечера можешь подумать. На картах погадать.

Он хохотнул.

— В среду начнешь работать. В субботу утром отчитаешься. И получишь свой гонорар. Если правильно все сделаешь.

Я поняла, что аудиенция окончена. Их криминальное сиятельство меня отпускают.

До поры до времени.

Кто-то, может быть и сам Коготь, взял меня за плечо и поставил на ноги.

Тысячи иголок вонзились в затекшие ступни.

Куда там махать ногами, ходить-то толком не могу.

Несколько шагов по коридору я шла на ватных ногах, покачиваясь, как с глубокого похмелья, и надеясь только на своего невидимого конвоира, что он не даст мне врезаться лбом в косяк.

Меня вывели на площадку.

Девять ступенек вниз. Поворот. Еще девять ступенек.

Я стояла перед дверью в свою квартиру.

— Иванова, — услышала я приглушенный голос Когтя у самого своего уха, — давай без фокусов. Иначе это окажется твоим последним делом. Незавершенным.

Вот и последнее предупреждение получено.

Сейчас совершится ритуал прощания.

Мои затекшие руки вдруг освободились и повисли по бокам.

«Наручники сняли», — догадалась я, сама поражаясь своей проницательности.

Я почувствовала, как чья-то рука совершенно бесцеремонно лезет мне в карман. В сочетании с собственной беспомощностью очень неприятное, кстати, ощущение.

Звякнул ключ от моего секретного замка.

Толчок в спину.

Зацепившись шлепанцем за порог, я грохнулась плашмя на пол, не успев опереться на все еще безжизненные руки.

Чехол с меня во время падения слетел, и, оглянувшись, я успела разглядеть высокую щуплую фигуру с капроновой маской на лице.

«Коготь?»

Он бросил ключи на пол, потянул за дверную ручку и беззвучно закрыл дверь.

Щелкнул замок.

Я вновь была в своей собственной квартире.

Прошло, наверное, часа полтора после моего пробуждения.

Я снова была в горизонтальном положении, правда, уже не на моей любимой антикварной кровати размером с небольшой теннисный корт, а на полу в коридоре.

И от моего утреннего элегического настроения не осталось и следа.

«Какой деликатный клиент попался. Что это он все нервничал, однако?» — подумала я и, поймав себя на речевом обороте, которым злоупотребляют жители Крайнего Севера, не могла не улыбнуться.

«Допрыгалась, голубушка…»

Уменьшительно-ласкательными именами я себя называю, только когда раздражена.

На саму себя, естественно.

Другой человек, кто бы он ни был и как бы себя ни вел, раздражения у меня не вызывает никогда.

Злость — бывает, желание оказаться с ним в постели — иногда, хотя и редко, ирония — почти всегда. Но чтобы я считала, что кто-то ведет себя не так, как должен вести, — такого со мной никогда не случается.

Люди поступают так, как считают нужным. Это закон жизни, а к законам у меня уважительное отношение. Будь то законы общения или законы государства.

Впрочем, утром я вовсе и не прыгала, а валялась в постели.

В крайнем расслаблении ума.

Иначе я сообразила бы, что на дачу Юрочка уехал еще вчера вечером, с ночевкой. Жена-то его у родственников в деревне, он такие моменты не упускает. Лишь бы от соседских глаз подальше, чтобы не настучали женушке.

Да я же вчера сама обратила внимание: его «Нивы» нет под окнами, дорогу не загораживает — Юрочка ставит машину не там, где удобно, а там, где из окна видно.

Значит…

Значит, кран в таком случае был открыт всю ночь.

А потоп начался только утром.

Одно из двух: или ночью не было воды, или у меня что-то с головой.

«Ласточка, тебя, наверное, сильно по головке стукнули…

Ведь ты же вчера первым делом под душ полезла, чтобы смыть с себя ощущение липких рук, которыми тебя пытался лапать в ресторане этот юный козел, владелец „Аурума“. Он, видите ли, был тебе очень благодарен, но считал, что лучшее вознаграждение для женщины — его, козла, сексуальное внимание.