Марина Серова - Ошибка Купидона

Открыв дверь комнаты, я вздрогнула от неожиданности. Первым было впечатление, что я вошла в холодильник. А с кровати на меня в упор смотрела обнаженная девица, едва прикрытая простынкой. Видимо, я слишком много времени провела в моргах, поэтому именно это веселое местечко в тот же миг пришло мне на память.

Только через несколько минут остолбенелого стояния на пороге я начала понимать, что она не живая. Только не в том смысле, что она была мертвая.

Она никогда и не была живой.

Это вообще был не человек.

Тот, кто побывал в музее восковых фигур, легко представит мое замешательство. Потому что восковую куклу при неярком освещении запросто можно спутать с живым человеком. А в комнате были приспущены шторы и царил полумрак.

Это была именно кукла, но изготовленная с таким мастерством, что вполне бы могла экспонироваться в знаменитом заведении мадам Тюссо. И не посрамить его.

Но я еще не сказала самого главного — тело у нее было женское, а голова…

Мне стало совсем не по себе, когда я это сообразила. Голова у нее была хрусталевская.

— Что за нелепая фантазия? — произнесла я громким голосом, словно пытаясь отогнать наваждение.

И в ту же секунду поняла, что это не странный монтаж. У куклы был живой прообраз. Имевший такое тело и именно такое лицо. Потому что это было не лицо Александра Хрусталева, а лицо Александры Хрусталевой. Судя по восковой копии, брат с сестрой действительно почти не отличались друг от друга.

Преодолев почти суеверный страх и приблизившись к кукле вплотную, я разглядела, что она выглядела значительно моложе теперешнего Хрусталева. И в ее лице не было ничего мужского.

Сестра «красавчика» действительно была красавицей, без всякого преувеличения. И то, что в ее братце воспринималось как излишняя смазливость и даже слащавость, в девушке было уместным и очаровательным.

Светлана тоже была красива, но явно уступала первой жене Вениамина.

Оправившись от первого потрясения, я вновь обрела способность ориентироваться в пространстве и огляделась по сторонам.

По стенам висели те самые плакаты и фотографии, отсутствие которых на кухне так удивило меня. И на каждом из них в том или ином виде присутствовала Александра Хрусталева, сестра-двойняшка и бывшая партнерша хозяина квартиры.

Через некоторое время я убедилась, что единственную в квартире комнату он превратил в музей своей сестры, уступив «покойнице» жилую комнату, а сам в качестве жилого помещения удовольствовался кухней. И уже в этом была если не патология, то какая-то ненормальность. А то, в каком виде был выставлен главный экспонат музея, заставляло усомниться, что сюда допускались посторонние.

Я далеко не ханжа, но мне бы не хотелось, чтобы после моей смерти кто-то увековечил меня в подобном «неглиже с отвагой». Макет красавицы Александры запечатлел ее в позе, способной вызвать скорее желание, нежели благоговение к покойной. И вполне мог бы занять достойное место на выставке эротического искусства или украсить собой витрину фешенебельного публичного дома.

Под стеклом в специальных шкафах «экспонировались» весьма интимные предметы туалета покойной, в том числе целая коллекция трусиков всех цветов и фасонов.

Привыкнув к полумраку, я обнаружила на стене приборный щит с небольшим рубильником, напоминающим фаллос, и, недолго думая, привела его в рабочее вертикальное состояние. Комната мгновенно преобразилась в нечто среднее между пещерой Али-Бабы и будуаром Манон Леско.

Тщательно выверенный цветной свет, выдержанный в теплых, чтобы не сказать горячих, тонах, создавал удушающе пряную, перенасыщенную эротикой атмосферу. Вместе со светом возникла музыка, которая, в отличие от грохота в квартире Светланы, была едва слышна и служила всего лишь фоном к основному содержанию фонограммы. А оно было чисто порнографическим, если это понятие можно использовать по отношению к аудиопродукции.

Источника звука я не видела, но благодаря стереоэффекту и высокому качеству записи и воспроизведения создавалось полное ощущение, что источник этот находится в кровати. А при богатом воображении можно было подумать, что звуки издает сама восковая кукла, благодаря освещению уже совершенно неотличимая от живого человека.

С каждой минутой аудиострасти накалялись, и трогательный лепет перешел в страстные вздохи, стоны, а вскоре и в откровенное комментирование тех действий, что производили действующие лица «эротической радиопьесы». А они не стеснялись в выражениях. Даже на меня это произвело довольно сильное впечатление. Несмотря на прохладу в комнате, мне стало жарко и сильно захотелось курить.