Марина Серова: Последний загул

— Та-ак! — Он сел на матрасе, подобрал под себя ноги. — А если я и Гореловых за собой потяну? В качестве, так сказать, чистосердечного признания?

Быстро понял он, что к чему, сообразительный, черт!

— Тогда я единственный раз изменю своим принципам и выступлю на суде свидетелем обвинения.

Он потупился, обдумывая ситуацию.

— Нет, Женя, придумывай сказку, причину, по которой деревенская баба тебе жить помешала, да поправдоподобней. «Кайф» свой любимый сюда приплети — поверят!.. Ребро! — попыталась я его предостеречь, когда он вскочил на ноги. — Давай не будем!

— А если будем, то — давай! — ответил он традиционно и шагнул ко мне, выставив нож острием вперед.

Места, мало места в этой комнатенке для хорошей сшибки с вооруженным противником! Что-то в последнее время часто попадаю я в переплеты в местах, где для этого не хватает простора.

Я отступила к столу. Не кидаться же на нож, в самом деле! Он усмехнулся, довольный произведенным эффектом, и расслабился.

— Так-то лучше.

А я-то думала!

Женька боком, на всякий случай не выпуская меня из поля зрения, вышел из комнаты.

— Уйди, протопоп! — предостерегающе рявкнул он на босяка в прихожей.

Я не торопясь — не пойдет же он под дождь без башмаков, — подобрала его куртку и шагнула следом.

— Стой, детектив! — Он, уже обутый, вновь обратил ко мне острие. — Не мешай лучше.

— Вот, Ребро, забыл ты.

Кожаная куртка полетела ему в голову и накрыла его на долю секунды, которой хватило мне для короткого шага и удара каблуком, пришедшегося ему в бок. Удар он выдержал, но нож бесполезной железкой грохнулся на дощатый пол.

Для драки места в прихожей совсем не было.

Я попыталась ударить еще раз и промахнулась. Носок сапога, врезавшись в предплечье, только развернул его в сторону двери. Забыв о ноже, Ребро распахнул ее и кинулся вон.

— Ну, ты даешь! — раздался за спиной восхищенный восклик.

Женькин нож сам собой оказался в руке, и Никодим в мгновенье ока с коротким воплем исчез в какой-то дыре.

Сжимая в одной руке нож, в другой сумочку, я бросилась в погоню за джазменом. Фора у него была небольшая, но прыть — замечательная. Когда я выскочила из подъезда, Ребро, улепетывающий по грязи со всех ног, уже поворачивал за угол. А когда я, на каблуках-то, уже добиралась до поворота, мимо, завывая на бешеном форсаже, промчался серый «Москвич» последней модели, и это добавило мне азарта. Не для вас, ублюдки, я зверя травлю!

Машину занесло, она едва вывернула, юзом ушла за угол дома. Почти сразу сквозь истошный визг тормозов послышался звук мягкого удара.

Эх, Женька, морда твоя небритая и головушка хвостатая, лучше бы ты от меня удар принял!

Все, спешить было некуда, это я поняла сразу. «Москвич» развернуло боком, и он остановился посередине большой лужи. Ребро лежал рядом с ним, возле колеса, лицом вниз. Мокрая рубаха пузырем вздулась на его спине, а на затылке была дыра величиной с кулак, из которой толчками била кровь и медленно растекалась по поверхности грязной воды. Я подняла голову и взглянула на лысого в «Москвиче», в его бессмысленные, пустые глаза, расстегнула сумочку и, сменив нож на пистолет, шагнула в воду.

Лысый, остолбеневший от случившегося, не сделал ни одного движения, когда я рванула на себя дверцу. Все шесть остававшихся в пистолете вонючих зарядов вошли мимо его виска в салон машины. Захлопнув вслед за этим дверь, я была уверена, что теперь есть полная гарантия того, что лысый никуда до приезда милиции отсюда не денется.

Так оно и вышло.

Я попыталась, конечно, стряхнуть с себя нехорошую оторопь, но с дрожью рук сразу справиться не смогла. Я какое-то время посидела, покурила в своей «девятке», положив голову на подголовник. А когда справилась с собой и вывела машину со двора, но с другой стороны дома, перед выездом на дорогу пришлось постоять, пропустить мчащийся на всех парах и завывающий благим матом белый «Форд» с батареей мигалок на крыше. Быстро «контора» пожаловала!

До самого своего дома я вела машину по мокрому асфальту со скоростью самобеглой коляски начала века, невозмутимо принимая ругань обгоняющих меня машин. Никогда не думала, что механическое стадо имеет настолько разные голоса.

Три выкуренные сигареты и две пришедшие в голову мысли — вот все, что произошло по дороге. Сигареты, ладно, в счет не идут, а мысли, хоть и пустые донельзя, — все же скрасили мне путь.

«Каково теперь будет Надюхе?» — подумала я и едва не впала в уныние вместо нее, хорошо, что вовремя переключилась на другое.