Марина Серова - Цена случайной ночи

Я слушала ее и думала о том, насколько неоднозначным оказалось это дело и мое отношение к главной его участнице. Я пребывала в сомнении относительно того, что мне делать дальше. Сама защелкивать наручники на Маргарите Федоровне я не могла, да и не хотела. Но все-таки нужно было заканчивать дело. И я подумала — надо отдать его на откуп официальным органам.

— Вы можете передавать эти материалы в милицию, — спокойно проговорила Маргарита Федоровна, практически озвучив мои мысли. — Вы же неофициальное лицо. Я вас уверяю, что не стану скрываться и оказывать сопротивление при аресте. Просто они могут не набрать достаточно доказательной базы. И в этом случае — уж извините — я ни в чем признаваться не стану. Во-первых, пистолета нет, а это самая главная улика. Никто никогда не знал о том, что он вообще у меня есть, в глаза его не видел. Безусловно, он нигде не был зарегистрирован. Даже если поднять армейские архивы, это ничего не даст. Во-вторых, меня в тот день никто в городе не видел, для всех я была на даче. Если опрашивать соседей, они меня видели вечером здесь. Поехала я уже позже, на случайной, неместной машине, найти которую невозможно. Как я возвращалась — тоже никто не видел. К тому же я применила кое-какие секреты маскировки. Об этом я уж не стану распространяться, это не важно.

— То есть вы все будете отрицать? — уточнила я.

— Да, — кивнула Маргарита Федоровна. — Вы со своей работой справились, и вы молодец. Но! Доказать мою вину — это уже другая задача, она не в вашей компетенции. Это будет решать суд, противоборство адвоката и прокурора. И тут, думаю, все шансы на моей стороне. Так что будем считать: как суд решит. Докажут мою вину — спорить не буду. Нет — извините. А вот насчет детей… Вы, конечно, можете меня прижать своей осведомленностью, пойти на шантаж, пригрозив, что обнародуете все. Но я думаю, что вы этого не сделаете.

— Почему?

— Потому что я вас вижу как человека. Вы способны на любую провокацию и уловку, но только если это направлено на человека, который является вашим противником. А тут… Против кого вы это сделаете? Получится, что против них, а не против меня. Нет, вы не пойдете на это, — с уверенностью кивнула она головой, и я в очередной раз поразилась ее проницательности.

— Что ж, — я поднялась со скамейки. — Тогда уж не обессудьте.

— Я уже говорила вам, что не злопамятна и объективна, — улыбнулась она, собирая со стола чашки и отправляясь к умывальнику во дворе.

Вот, собственно, и все, что можно сказать по поводу этого дела. Дачники-соседи Маргариты Федоровны не смогли подтвердить ее алиби. А сосед Шуваловой, пьяница дядя Миша Криволапов, дал весьма туманные показания, что, возможно, видел Гладилину-старшую из окна своей квартиры во дворе в тот самый вечер. Но — и это все. У милиции не было других улик. Однако суд должен был состояться, поскольку обвинение было предъявлено.

У меня состоялось еще два не очень приятных разговора. Один — с Гладилиным, другой — с Ксенией.

Владимир Сергеевич очень мрачно меня выслушал. Он был в курсе того, что к ним приходила милиция, которая интересовалась его матерью. Как ни странно, но он не очень удивился тому, что убийцей Тамары оказалась его матушка.

— Независимо от того, виновата она или нет, она моя мать, — сказал мне Гладилин. — Так что, поймите меня, я буду делать все, чтобы она не попала в тюрьму. К тому же я ее понимаю — она защищала то же, что и я. Просто я не пошел бы на такой шаг, а она пошла. И я в душе на ее стороне.

— Если вы имеете в виду хорошую защиту на суде, это ваше право, — ответила я.

— Безусловно, — хмуро бросил он. — Главное, что Данила уже в Питере, с Ксенией до отъезда он так и не увиделся. И я думаю, что с ними все будет нормально.

— Это, конечно, самое главное, — согласилась я.

Я видела, что ему не очень-то приятно мое общество, ведь я, что ни говори, оказалась косвенной виновницей того, что его мать арестована. А то, что Тамары теперь нет, похоже, воспринималось им с чувством облегчения. Но мне и не нужно было больше копаться в его чувствах, я уже сообщила Владимиру Сергеевичу все, что должна была. Теперь мне предстоял куда более сложный разговор — с заказчицей расследования, которой я должна была дать отчет о проделанной работе. Но в отличие от беседы с Гладилиным не могла говорить всей правды.

Ксения при нашей последней встрече была безрадостна и дулась. Я ее разочаровала, поскольку не смогла помирить их с Данилой. А он уехал в другой город, не попрощавшись. Даже не позвонил ей. Не дал своего адреса. Словом, Ксения явно была не расположена ко мне.