Евгений СУХОВ - МЕДВЕЖАТНИК ФАРТА НЕ УПУСТИТ

— Ну, смотрите, — с улыбкой заключил Демченко. — Итак, господа, завтра в восемь утра — на Казанском вокзале. Поезд отходит в восемь с четвертью, так что прошу не опаздывать.

— …Подъехали мы, значит, к станции Козловка. Сошли. Демченко взял извозчика и прямым ходом в имение Сукина, — продолжал рассказывать Пфаферлинг. — Имение, надо сказать, весьма и весьма старинное, но неухоженное какое-то, а сад и вовсе запущен. Сразу видно, хозяин не шибко богат.

Пфаферлинг посмотрел на Херувимова: внимательно ли тот его слушает?

Херувимов слушал внимательно.

— Ну, попили мы чайку в беседке, да и поехали, — продолжил свой рассказ Ной Нахманович. — А как до Гнилого Оврага добрались, где стан разбойничий был, Демченко и говорит:

«Господа, — мол, — не сочтите за оскорбление какое или неуважение, но далее вы поедете с завязанными глазами».

«Это почему же?» — спрашивает его Живоглотов.

«А потому, — отвечает Аркадий Степанович, — дабы вы не видели, где я клад нашел. Вся земля, — говорит, — поделена на сто участков, и распределяться они будут жребием, чтобы никто в более выгодном положении относительно других не оказался. Такова, — говорит, — воля землевладельца. А ежели, — говорит, — я место свое вам открою, то наверняка захотите искать поблизости, а это уже иным кладоискателям будет потеря…»

Ну, одели мы с Живоглотовым черные повязки. Я для себя в уме все отмечаю: вот подъем крутой, вот спуск, вот повернули вправо, вот влево. С четверть часа так кружили. Потом пошли…

Когда Демченко снял с купцов повязки, они увидели себя в темной пещере без единого луча света. Аркадий Степанович чиркнул спичкой и зажег керосиновый фонарь, который невесть каким образом оказался в его руках.

Они сделали еще несколько шагов и оказались перед старинными, коваными медными пластинными дверьми высотою по грудь.

— А откуда тут двери? — почему-то шепотом спросил Живоглотов.

— Здесь раньше находилось древнее городище, — ответил вполне спокойно Демченко. — Может, раньше это было подземелье какое или узилище с застенком…

— Или погреб, — добавил Живоглотов.

— Или погреб, — согласился Аркадий Степанович. — Но это не важно. Важно другое…

С этими словами, он вынул из фонаря свечу и закрепил ее на конце трости. А трость просунул в отверстие в двери, которое Пфаферлинг и Живоглотов заметили сразу.

— Смотрите сюда, — сказал, уже явно волнуясь, Аркадий Степанович и слегка подтолкнул к отверстию Ноя Нахмановича.

Тот пригнулся, и в свод пещеры гукнул его восхищенный возглас-выдох:

— О-о-о!

В отверстие была видна небольшая комнатка-ниша, уставленная сундуками и всевозможными ларями с горками разноцветных каменьев, блестящих сосудов и старинного оружия. Прямо перед дверью, в лужице серебряных монет, лежал на боку разбитый бочонок.

— Ну, хватит, Ной, дай посмотреть тоже, — затеребил Пфаферлинга Живоглотов. Ной Нахманович с неохотой выпрямился и отступил от двери. В глазах его, как на фотографической карточке, застыли горы самоцветов, изумрудов и золотой посуды.

— Я беру десять делянок! — воскликнул вдруг Живоглотов. — Нет, дюжину!

— А я беру пятьдесят, — срывающимся голосом произнес Ной Нахманович и в ответ на вопросительный взгляд Демченко добавил извиняющимся тоном: — У меня родственников шибко много.

Все сделки на аренду земли были заключены самым наизаконнейшим образом у нотариуса Фриделя Шварценмахера. При нем же каждым из арендаторов были переданы доверенному лицу господина землевладельца Сукина Аркадию Степановичу Демченко деньги, всего двенадцать тысяч рублей, по сто двадцать рублей за участок. Двенадцать делянок, вытянутые по жребию под разными номерами, достались купцу Живоглотову, и он, наняв рабочих-копарей, тут же убыл на пароходе «Великий Князь Константин» рыть деревенскую землю.

Пятьдесят участков достались Пфаферлингу и его родственникам: двадцать взял он сам, и по десять досталось владельцу магазина «Дрезден» на Гостином дворе Шмуэлю Ватману, торговцу колониальным товаром, а заодно топорами, зубилами, ломами и фомками Арону Оберману и домовладельцу Самуэлю Майзельсу. Также десять делянок заарендовал владелец магазина велосипедов Фима Остерман.

Пять участков взял часовых дел мастер Янкель Кац, и пять на двоих домовладелец Беркут-Соколовский и женщина-врач Надель-Пружанская. Четыре делянки арендовал мебельщик Карл Мальмберг, и по одному участку досталось «интернациональной артистке», певице Панаевского театра Кларе Грэк, Срулику и Яцеку. Одиннадцать делянок прикупил в аренду Херувимов, истратив на сию акцию все свои сбережения.