Анна Муратова - Беглая книга

… В один из вагонов сносили пачки книг и рукописей. Что за книги, что за рукописи, никто не знал – авось профессора в Москве и Ленинграде разберутся. Некоторые оборачивали материей для сохранности, а некоторые клали сверху так. Федоров с интересом поглядывал на тяжелые старинные переплеты, думал, глядя на золотое тиснения, действительно эти буквы рисовали золотом или нет? Лейтенант Семенов, интеллигентный человек, из учителей, сокрушался:

– Да мать вашу, да что ж делают? Эти рукописи ведь в библиотеках хранят, в специальных помещениях, им особые условия нужны, а их прямо кучей кидают… Рассыплются ведь, до Москвы не доедут.

Но никто его не слушал. Рядом бережно грузили "реквизированную" генералом мебель, и думать о каких-то старых книжках было особенно некогда. Семенов все же пытался как-то упорядочить погрузку и покрикивал, чтобы книги складывали ровнее, и хотя бы сверху прикрывали тряпками. Солдаты чихали от пыли, таскали большие стопки, пропахшие библиотекой, и мечтали, чтобы вся эта канитель побыстрее закончилась. Федоров пыхтел, неспешно поднося очередную кипу к вагону, и вдруг ему в голову пришла шальная мысль. А что если прихватить какую-нибудь книжицу, так, не самую ценную, пустячок. Просто как сувенир. Никто и не заметит. Ведь списков никаких не было, никто и не проверял, сколько чего погружено… Да и прав Семенов, половина добра рассыплется по дороге, а если еще крыша вагона протечет, тогда все – пропали книжки… Так что очень может быть, он, Николай Федоров, полезное дело сделает, книжечку спасет. Но как всегда, Федоров слишком уж долго задабривал свою совесть и сподобился сунуть под гимнастерку какую-то то ли книжку, то ли тетрадку, когда уже почти все было погружено.

Рассмотреть ее удалось не сразу. Федоров так и протаскал ее под гимнастеркой до самого вечера, а перед сном сунул в вещмешок, даже не взглянув. Все-таки совесть его мучила: упер ведь книжицу… Нет, захватил в качестве трофея. Спас от порчи в вагоне. Сохранил, одним словом.

До самого возвращения домой он так и не пролистал свою трофейную литературу, только раз взглянул на нее тайком (все боялся почему-то, что кто-нибудь увидит, да спросит "Та-а-ак, рядовой Федоров, откуда у Вас этот предмет? Украа-а-а-али?!"). Заметил только с досадой, что вместо той, аккуратненькой, с золотым тиснением, на которую он нацеливался, ему в руки попала по ошибке замусоленная, с обтрепанными краями и без заглавия.

Только намного позже, вернувшись домой, в родной Обыденский переулок, круто спускавшийся по направлению к Москве-реке, успокоив разрыдавшуюся мать, он вытащил свой "трофей" из мешка и показал матери:

– Во, смотри, что я привез.

Мать была явно разочарована, но виду не подала, и стала листать желтые, неровные по краям страницы. Бумага была хорошая, плотная, но кое-где пошла ржавыми пятнами. Страницы были исписаны ровным каллиграфически почерком с затейливыми завитушками и вензелями.

– Коль, – спросила мать, – А это что?

– Тебе подарок.

– Нет, я спрашиваю, что за книжка-то такая.

– Ну просто… Старинная… Тут где-нибудь год есть, наверное. На первой странице смотри. Ага, вот. 1681.

– Дааа…

Матери было все равно, какого года выпуска книга, она еще не пришла в себя и все трогала сына за рукав, чтобы убедиться, что вот он, рядом с ней, живой и невредимый. Но, боясь обидеть его, она сделала вид, что ей интересно, перелистала несколько страниц, подивившись росчеркам над изящными латинскими буквами, и спросила:

– По-немецки, что ли?

– Конечно, по-немецки. – ответил Николай.

Он только сейчас почувствовал, что комната, когда-то казавшаяся ему огромной, как целый мир, стала маленькой и невзрачной. И с уверенностью повзрослевшего за четыре тяжких года человека, добавил:

– Книжка-то из Германии…

– 44 -

– Миша, мне так неудобно… Ведь эта книга ценная, я бы даже сказала бесценная

Колбаскин загадочно улыбнулся.

– Берите, берите. Вы же видите, я все раздаю. Мне больше ничего не надо… Ни-че-го!

– Миш, а ты че, в монастырь уходишь? – хихикнула невесть откуда взявшаяся Даша и карикатурно закатила глаза, – а о нас бедных ты подумал? Кстати, там без тебя такие страсти, такие жу-у-уткие сцены!

За ее спиной возникла Наташа и пропела:

– Там Машуня какого-то дядьку противного встретила, говорит, что в Питере его видела. Она так злится на него… Даже салатницу опрокинула.

– Так, надо посмотреть!… – Володька отодвинул девиц, которые, ойкнув, вжались в стенку, и ринулся в гостиную. Видимо, испугался за Иришку.