Марио Пьюзо - Пусть умирают дураки

До сих пор не знаю, почему после этих ее слов я почувствовал себя таким оскорбленным. Мне доставляло радость то, что я работаю дома, и я думал, что и ей это нравится, и мне было очень обидно, что это не так. Наверное, как раз из-за этого я и принял решение, что все же займусь сценарием. Чисто детская реакция, конечно. Не хочет, чтобы я был дома, ладно, я уеду, и посмотрим, как ей это понравится. Я считал в то время, что Голливуд — замечательное место, когда читаешь о нем, но мне не хотелось даже побывать там.

Я понимал, что какая-то часть моей жизни закончилась. В одной из своих статей Осано когда-то написал: «Все романисты, и хорошие, и плохие — герои. Они сражаются в одиночку, они должны иметь веру святых. И гораздо чаще они оказываются побежденными, нежели победителями, и этот подлый мир не проявляет к ним милости. Порою сила покидает их (именно поэтому в большинстве романов есть слабые места, служащие, мишенью для атак). Но жизненные неприятности, болезни детей, предательство друзей, неверность жен — все это они должны отбросить. Презрев свои раны, они продолжают сражаться, призывая чудо для придания им новых сил».

И хоть его напыщенный слог был чужд мне, я и вправду чувствовал себя дезертиром из этой компании героев. И плевать, если это всего лишь сентиментальность, типичная для любого писателя.

Киностудия «Маломар Филмз», хотя и являлась филиалом «Три-Калчер Студиоз» Моузеса Уортберга, имела, однако, вполне самостоятельный статус и даже располагала собственной территорией для производства натурных съемок. Так что Бернард Маломар был сам себе хозяин при производстве задуманной им картины по роману Джона Мерлина.

Делать хорошее кино — вот все, что хотел Маломар, но это было не так то просто, когда «Три-Калчер Студиоз» постоянно стоит над душой. Он ненавидел Уортберга. Они были признанными врагами, но как враг, Уортберг представлял интерес, и иметь дело с ним было занятно. Кроме того, Маломар уважал в Уортберге его превосходный финансовый нюх и управленческие способности. Он знал, что таким людям, как он сам, занятым производством фильмов, без этих вещей не обойтись.

Маломару, угнездившемуся в своем шикарном офисе в уголке съемочной территории, приходилось мириться с еще большей, чем Уортберг, «болью в заднице», правда не настолько фатальной. Если Уортберг — это рак прямой кишки, как в шутку говаривал Маломар, то Джек Хоулинэн — это геморрой, и потому, если брать его повседневный аспект, гораздо более утомительный.

Джек Хоулинэн, вице-президент, ответственный за паблик рилэйшнз, играл свою роль главного мудреца в сфере ПР с убийственной искренностью. Когда он просил вас сделать что-нибудь из ряда вон выходящее и получал отказ, он тут же с неистовым энтузиазмом признавал ваше право отказать. Любимая его фраза была: «Что бы вы ни сказали, я с вами согласен. Я никогда и ни за что не стану настаивать, чтобы вы поступили против своей воли. Я просто спросил». И это обычно после целого часа болтовни о том, почему вам надо прыгнуть с Эмпайр Стейт Билдинг, чтобы вашей новой картине было гарантировано внимание газеты «Таймс».

Но со своим начальством, вроде вице-президента по производству в «Три-Калчер Студиоз», работающего теперь на картине по роману Мерлина в «Маломар Филмз» и являющегося его личным клиентом, Уго Келлино, он бывал более откровенным, более естественным. И с Бернардом Маломаром, у которого просто не было времени выслушивать чепуху, он говорил откровенно.

— Мы в жопе, — сказал Хоулинэн. — Думаю, эта блядская картина будет самой большой бомбой со времен Нагасаки.

Из всех руководителей студии после Тальберга Маломар был самым молодым и любил изображать из себя тупого гения. Он сказал, сохраняя непроницаемое выражение лица:

— Не знаю я этой картины, но думаю, что ты несешь херню. Думаю, ты беспокоишься о Келлино. Хочешь, чтобы мы угрохали целое состояние только потому, что этот мудак решил сам поставить фильм, и ты хочешь его застраховать.

Хоулинэн был личным представителем Уго Келлино по паблик рилейшнз и имел фиксированный гонорар пятьдесят тысяч в год. Келлино был замечательный актер, но его озабоченность собственной персоной представляла почти клинический случай, что, вообще говоря, не редкость среди знаменитых актеров, режиссеров и даже среди скрипт-герлз, мнящих себя киносценаристами. Разбухшее эго в стране кино — это все равно как туберкулез в шахтерском городке: обычная вещь и, хотя и разрушительная, но не обязательно фатальная.