Александр Трапезников: Тень луны

Да, Игорь мог бы о многом порассуждать с Романом Корочкиным или его «патроном» Бенедиктовым, внимательно, каждый день просматривая всю прессу, но не видел в этом нужды. Может быть, в иной раз и в другое время. Всему свой срок. Сейчас же он просто расхаживал по комнате, посматривал на часы и ждал.

Кононов привык осмысливать в голове сразу несколько дел, которыми занимался на данном отрезке времени. Как шахматный мастер, державший в уме и разыгрывающий целую серию партий «вслепую» — одни из них только начинались, где важно было определиться в дебюте, в выборе тактики и стратегии боя, другие завязывались в многоходовые миттельшпильные комбинации, третьи приближались к финальному аккорду, но на любой стадии сохранялась опасность совершить невольную ошибку, «зевок», потерять «фигуру» и, в конце концов, получить мат. Это все-таки, живые люди, не шахматы. И проигрыш тут гораздо весомее. Любой другой лидер на своем месте вел такие же многоходовые и многофункциональные игры и качество его работы зависело от способности неординарно мыслить и прогнозировать ситуации. Иначе ты не сможешь стать лидером — тебе верят, на тебя смотрят. Каждый малейший сбой ведет к потере авторитета. Затем может начаться грызня.

Несколько таких «партий» сейчас, летом 1998 года, и разыгрывались Кононовым. Время наперсточников, «лохотронов», перегонка машин и прочая мелочь — отошло в прошлое. О том времени было и приятно, и горько вспоминать, но его уже нельзя воротить. Теперь стояли совершенно другие задачи. Прорабатывались иные акции. Одну из них Игорь условно окрестил «Хакер», там велась долгосрочная программа и проигрывались серьезные дела. Она постоянно находилась под личным контролем Кононова. Здесь — будущее. Другой «маршрут» близился к завершению, связан он был с осетинской фальсифицированной водкой. Требовалось точно определить, в какой из наступающих дней кончить многонедельную операцию. Третье: нигерийский гашиш, попавший в разработку к Хмурому совсем недавно. Сейчас велись активные переговоры и отслеживание «хвостов». Но тут еще было много неясностей, которые следовало «просветить». Игорь ломал голову над этой проблемой с утра до вечера, а действовать надо было быстро. Висел на нем и легальный бизнес — клуб, ночной бар с дискотекой, прочие заведения, в которых имелась своя доля и где постоянно приходилось что-то улаживать. И каждый день — новые, заманчивые предложения, требующие тщательного анализа, трезвого математического расчета. И оперативные, текущие дела, от которых никогда и никуда не деться. Ежедневно и ежечасно. А личная жизнь? Иногда Игорю казалось, что ее и нет вовсе. По крайней мере, теперь, в это смутное время. Может быть, она наступит потом? Хмурый, получивший свое прозвище за то, что почти никогда не улыбался, лишь усмехнулся своим мыслям. А не рано ли задумываться над тем, что может быть «поздно»? Но разве ты знаешь ото час, от которого так стремишься уйти или оттянуть его приближение? Нет, не ведаешь, каким бы сильным не был Наконец, ожидаемый звонок в дверь прервал его размышления.

В одной из дискотек Юго-Запада столицы вспыхнула потасовка. Причем, между девушками. Парни отступили в сторонку, окружив дерущихся фурий кольцом, гремела музыка, блики света играли на искаженных яростью и хохочущих лицах. Зрелище и в самом деле было до уморительности забавное, но и жутковатое, поскольку девицы (а было их в свалке штук десять-двенадцать), лупили друг друга и руками, и ногами, и головами. Царапались и рвали волосы. Что они там не поделили — понять было трудно. Скорее всего, они попросту принадлежали к двум враждующим группировкам. Таковые часто собираются в родном микрорайоне, а встретив чужаков на свое территории гонят их прочь. По методу взрослых. А возможно, девицы обкурились травкой или наглотались «экстази», хотя последнее «средство» для повышения тонуса вроде бы и не должно было привести их в подобную ярость. Но одно верно: любой наркотик изменяет психику разумного человека.

Дерущимся девушкам, одобрительно подбадриваемых криками, было на вид лет шестнадцать-семнадцать. Особенно среди них выделялась одно — гибкая кареглазая блондинка, с изящными, чуть ли не аристократическими чертами лица, которую можно было бы представить где-нибудь в бальном платье на выпускном вечере юнкеров, но никак не здесь, в самой гуще событий. Сейчас ее наряд составляли кожаные брючки и майка с цветастым американским флагом. Очевидно, она-то и являлась заводилой, лидером среди своих юных подружек. Именно к ней относились их громкие крики: