Александр Трапезников - Механический рай

— Иди. Вино мы сами купим.

Подождав, пока она выйдет из вестибюля, Колычев отправился на поиски Клеточкина. Нашел он его в баре киностудии. Перед режиссером стояло несколько пустых бокалов, но на подходе были полные. В бар заглянул Ермилов, взял минеральную воду, покачал головой.

— Иди ты в жопу! — сказал Клеточкин. — Что, язва замучила?

— Я с Вами не хочу разговаривать, — ответил продюсер и, гордо вздернув подбородок, удалился.

— Ты чего-то совсем вразнос пошел. — Колычев присел рядом с Николаем.

— Она уехала?

— Не знаю, чего она хочет, но будет ждать. Ты через час еще будешь держаться на ногах?

— Конечно. Но машину поведешь ты.

Клеточкин бросил на стойку ключи. Алексей убрал их в карман.

— Знаешь, что я решил? Продолжать снимать этот фильм! — сказал Николай, замотав головой, как бык на привязи.

— Конечно, — согласился Алексей.

— На другой студии, — добавил режиссер. — Это наш сценарий, и Ермилов не может им пользоваться. Даже в туалете.

— В туалете сгодится любая бумага, — заметил Колычев. — Не обольщайся.

— Чтобы они продолжали съемки с другим — нужны две наши подписи. Клеточкин заметно пьянел.

— И они ни одной не получат, — подсказал Колычев. — Не бери в голову. Ты разве не рад, что у тебя появилась дочь?

Режиссер залпом выпил бокал и сердито уставился на Алексея.

— Чего ты все лезешь не в свои дела? — спросил он, наливаясь краской. Рад — не рад, что это вообще меняет? У них — семья, а у меня ее нет, хотя и женат, и у тебя — нет и не будет.

— А мне она и не нужна, — усмехнулся Алексей.

— Что же тебе нужно?

— Ты.

Режиссер опрокинул второй бокал и долго соображал.

— Фильм, — поправился Алексей. — А то еще не то подумаешь.

— Ладно, что тебе там надо подписать? — кивнул режиссер. — Новую заявку?

— Я же тебе говорил. — Колычев вытащил из кармана сложенные листки. Хочешь, прочту?

— Не надо. Наверняка снова какая-нибудь ерунда. — Клеточкин достал ручку. — Опять куклы?

— Кто же еще? — усмехнулся тот. — И второй экземпляр.

Расписавшись, режиссер грузно встал и, пошатываясь, направился в туалет. «Конечно — ерунда, о которой даже смешно говорить», — подумал Колычев, развернув один из подписанных листков бумаги. На нем крупными буквами было отпечатано: «В моей нелепой смерти прошу никого не винить».

Драгуров пошевелился, чувствуя, как затекли руки и ноги, но голова больше не гудела, сознание вернулось, резкость зрения — тоже. Снежана улыбалась, глядя на него.

— Извини, — поспешно сказала она. — Я и не думала, что на тебя это так подействует.

— Что это было? — спросил он. — Что ты играла? Зачем?

— Так… Один парень научил, в консерватории. Он бурят.

— Ты хочешь сказать — кришнаит? — поправил Владислав.

— Кто его разберет! — беспечно отозвалась Снежана, присаживаясь рядом с ним. — Скорее, буддист. Очень способный студент. Он мне говорил, что из древнегреческой теории музыки можно вывести основу некоей заматериальной формулы, или мантры. То есть, коль скоро мы знаем главную тональность — ноту какой-то сущности, будь то стихия, предмет или божество, мы способны, используя тональность, воздействовать напрямую на эту сущность. Добиваться чего-либо в порядке приказа, повеления. Интересно, да? А если это предмет неживой, вроде куклы, то можно определенными частотами разрушить его. И вообще… Музыка оказывает на мозг поистине магическое влияние. Можно было в этом убедиться, наблюдая за тобой.

— Вот уж спасибо! — сердито усмехнулся Драгу-ров. — В следующий раз будь, пожалуйста, осторожней. Все эти восточные ритмы, звуковые колебания очень опасны. Я читал об этом в «Тибетской книге мертвых». Технология послесмертного общения душ с нечеловеческими сущностями, вот что это такое. Ты даже не знаешь, что только что исполняла древнеиндийский обряд «пра-на-пратихштха». Чуть не отправила меня на тот свет…

Снежана негромко вскрикнула, сложив руки в ладони. Ее зеленые глаза возбужденно заблестели: то ли от огорчения, то ли от непонятного веселья. Склонив голову, она опустилась на колени и поцеловала Владиславу руку.

— Прости, повелитель! — сказала девушка, прыснув от смеха.

— Прекрати! Я говорю вполне серьезно. Твоя музыка — это птичий язык, голос демонов. И вообще, под эти звуки происходит обряд поклонения индуистским статуэткам, всяческим божкам и многоруким куклам. А цель всего этого — вдохнуть в неодушевленный предмет жизненную силу верующего. Ты когда-нибудь видела, как они их купают, одевают, кормят, укладывают в постель, обмахивают платками, только в клозет не водят? Все это кажется глупостью или детской игрой, вроде той, когда девчонки играют в Барби. Но это не так. Во-первых, все это порождает особые психические ощущения. Во-вторых, это взаимообразная связь. Сообщенная кукле жизнь поддерживается ежедневно поклонением ей. Та же Барби, в сущности, подпитывается сосредоточенной на ней концентрации мысли. А вспомни средневековых магов с их восковыми фигурками! В фигурки втыкали иголки, и это могло привести к смерти, Манипуляции с неодушевленными предметами убийственны. А в-третьих, мозг человека, образ куклы и сам манипулятор — составные части князя мира сего. И тому, кто наделен душой и свободной волей, в нем нет места. Придет время, когда куклы перестанут терпеть своего создателя. Впрочем, это время уже наступило. Ты сможешь провести ночь в музее восковых фигур? — неожиданно спросил он.