— Допустим, что так. — Карина была вынуждена признать это, но следующий вопрос ее немного огорошил:
— Расскажите о себе. Мне интересно. Вы замужем? И конечно, несчастливы?
— Что-то Вы наглеете прямо на глазах, — улыбнулась она, вертя кольцо на пальце. — Раньше на детских сеансах перед фильмом показывали такой киножурнал «Хочу все знать!». Жаль, если Вы уже не застали. Почерпнули бы много полезного.
— Ну, раз Вы не хотите, я сам расскажу про Вас, — произнес Колычев, впервые не отводя взгляда. Даже наоборот, он смотрел так, будто пытался загипнотизировать.
Карина почувствовала и легкое волнение, и страх. Не обращая внимания на ее предостерегающий жест рукой, Колычев начал:
— Замуж Вы вышли довольно рано, лет в двадцать, еще не успев как следует пожить для себя, и сразу же родили ребенка, мальчика. Пытались продолжать сниматься в кино, но роли Вам предлагали все хуже и хуже, совсем эпизодические, и Вы от обиды и злости уверили себя, что все это — чепуха, главное — семья, дом. Муж и ребенок. А кино обойдется без Вас. И Вы очень хорошо вжились в новую роль, играли ее от всего сердца — роль любящей жены и матери, хранительницы домашнего очага. Но где-то в глубине души пряталась коварная мысль, как бы Вы ни старались ее запрятать: годы-то проходят. Неужели это все? Все, для чего я была рождена на свет? И вот неожиданно наступил день, когда Вы поняли: да провалитесь вы в болото, я молода и красива, и талантлива, и почему всё, Колычев развел руками, словно пытался обхватить окружающий их мир, — всё это не принадлежит мне? Почему я не живу, а существую? И муж, и сын живут своей жизнью, Вы отдали им все, и теперь пора заняться собой. Стоя перед зеркалом, Вы сказали себе: «Я свободна». И повторили это еще раз, вслух. Хотя в квартире, кроме Вас, никого не было… Ну, я угадал?
Карина слабо улыбнулась в ответ. Она настолько была поражена его словами, что растерялась. Он понял ее лучше других. Этот «сукин сын», как сказал бы о нем Клеточкин, угадал даже немую сцену в комнате, перед зеркалом, будто стоял за ее плечом.
— Вам не сценарии, а гороскопы составлять, — тем не менее язвительно сказала она. — Все, что Вы тут наболтали, — полная ерунда. И у меня не сын, а дочь. Ясновидящего из Вас не выйдет.
— Жаль. — Колычев досадливо махнул рукой. — Мне казалось, что я Вас «почувствовал». А Вы?
Что она могла ответить? Он был меткий стрелок и попадал точно в цель. Дальнейший разговор становился просто опасен. Неизвестно, куда их могло занести.
— Мы же хотели обсудить сценарий, — поспешно сказала Карина. — Что Вас подтолкнуло к этой идее, теме — люди и куклы, игрушка, следящая за людьми?
— Не игрушка, нет, — промолвил он, помолчав. — Тень. Человеческая тень, которой все равно, за кем следовать. Ты сам, раздвоившийся, оторвавшийся от души. То начало в каждом из нас, которое мы тщательно скрываем. Скажите откровенно: Вам никогда не хотелось кого-нибудь убить? Совершить преступление?
— Да, — призналась Карина. — Но все это на уровне эмоций. Безгрешных людей нет. Но я понимаю, что Вы имеете в виду. А Вам самому разве не страшно заглянуть в бездну?
— Хорошо, что хоть понимаете… — тихо проговорил он.
Возле универмага было многолюдно, рядом находился вход в метро, а около него — коммерческие палатки. Стояли цепочкой женщины, предлагавшие разный товар — белье, платья, парфюмерию, кухонную утварь. Невдалеке на скамейке сидели две девочки-подружки, лакомились мороженым. Одна из них была в беретике и очках.
— Вот он идет, — сказал Гера. — Опаздывает. Симеон остановился у входа в универмаг, начал оглядываться. В руке он держал полиэтиленовый пакет.
— Немного подождем, потом работаем по плану, — произнес Герасим. — Почему он один? Я эту сволочь хорошо знаю, не мог он прийти один. Где-то его приятели… Пошли пройдемся!
Среди припаркованных автомашин стоял «Москвич» с тонированными стеклами. Гера уже давно вычислил его, а когда дверца на секунду открылась и на землю полетел окурок, он узнал одного из дружков Симеона. Вместе иномарки «бомбили». Он так и предполагал, что Сима замыслил какую-то пакость. Скажет, что пистолет в машине, а там они отберут у него баксы и вышвырнут на скорости в кювет. Или еще что-нибудь в том же роде. Гад ползучий. И он, и Корж тоже, и этот — Гнилой. Ничего, сейчас поглядим, кто кого перехитрит.
— Следи за машиной — дашь знак, — шепнул он Гале, а сам направился к Симеону. Остановился в двух шагах от него, доедая мороженое. Затем, скосив глаза, будто невзначай бросил:
Читать дальше