Юлия Латынина - Стальной король

Какие люди приезжали! Какие артисты! Один московский политик, из числа будущих кандидатов в президенты, сюда прикатил, две недели тут сидел. Он-то, конечно, не за бабки работал. Ему было интересно создать сплошной фронт сибирских губернаторов. Рейтинг у Миши был что твоя Эйфелева башня.

И вдруг незадолго до выборов — хрясь! Одна газетка, «Выбор Сибири», тиснула статеечку насчет того, что сын угольного директора Миша Никишин в девятнадцать лет сел за изнасилование. Хорошую такую статеечку, доказательную. И положили эту газетку в каждый ящик. И вот смотрит вечером избиратель программу, в которой Миша Никишин лобызается с детишками на фоне подаренных им компьютеров, а перед избирателем на столе газетка с фотографиями. Ха-арошие фотографии. Из следственного дела.

— И что на фотографиях?

— А ты сам догадайся. Чтобы сын угольного генерала загремел за изнасилование, это чего же натворить надо, а? Девочка на фотографиях. Которую попользовали и придушили. Ну, да он там не один был, папаша было устроил, что он как бы и в стороне стоял, только вот не повезло парню — у него группа крови редкая. Резус отрицательный. Ну и у девочки этой, которую вшестером распечатывали, нашли сперму, принадлежащую человечку с отрицательным резус-фактором.

— И долго он сидел?

— Пустяковинку. Год сидел, а дальше досрочно-примерное. Того прокурора, который его посадил, потом из области выжили. Ну так я к выборам возвращаюсь. Как народ про эту девочку прочитал, так никишинскому рейтингу полный звиздец пришел. Одна звезда московская здесь гостила, ей тоже газетку положили, она, ни слова ни говоря, концерт в пользу кандидата отменила — и в Москву.

— И что, раньше в области не знали, что Никишин сидел?

— А откуда? Сел, — ты погоди, ты когда из области уехал?

— В восемьдесят третьем.

— Ну вот! А он в восемьдесят втором сел. Ты же ничего об этой истории не слышал, а? Тогда судебных репортеров еще не развелось, папа скандал замял. Ну, какие-то слухи, конечно, ходили, да и знакомые у Никишина были весьма специфические. Но ты же наш народ знаешь: ну, сидел человек. Ну и здорово! Я сам сидел, и батя мой сидел, и вон братан сидит. Никому же не было известно, за что он у хозяина парился. У нас за бандита всякий проголосует, а вот за насильника — навряд ли. А ты газетку эту, кстати, хочешь? У меня сохранилась.

— Давай, — сказал Черяга.

Дима принялся рыться по полкам и минут через пять вытащил пожелтевший, в половину газетного листа «Выбор Сибири».

— Держи.

Черяга медленно рассматривал газету.

— А кстати, — спросил Черяга, — ты сказал, что у Никишина денег немерено было. Чьи деньги-то были? Угольное лобби?

— Да может, и угольное. А я так слыхал, что общаковые деньги были. Во всяком случае, Негатив нам тут всем строго-настрого за Никишина велел голосовать.

Черяга даже поднял брови.

— Да ну? — сказал он недоверчиво, — это что бы воры насильника в губернаторы прочили? Он в лагере, часом, не чушкой был?

— Ну уж не паханом, это точно, — усмехнулся Дима, — а насчет воров ты не прав. Кого им губернатором ставить? Авторитета? Так ведь заборзеет немедленно. Ты представляешь себе — и менты под ним, и братва под ним? Шампунь и одеколон в одном флаконе. А Никишин — как раз человек удобный. Сызмальства привык под шконкой сидеть.

Черяга покачал головой.

— Да, веселая у вас была б жизнь. И кто же ворам сценарий испортил?

— А хрен его знает. Говорят, что Извольский.

— Это который директор Ахтарского металлургического?

— Ага. А может, и выше. Может, какой-нибудь другой кандидат в президенты не захотел единого фронта сибирских губернаторов. Лужков, например, или еще кто.

— Или ФСБ кандидат от воров не глянулся…

— Много чести, — сказал Дима, — я последний раз про ФСБ слышал, когда они одного моего приятеля приходили громить. Он, вишь, пейджинговую компанию соорудил, а телекоммуникации- это у нас делянка ФСБ. Так что за пейджинг они, конечно, удавятся, а вот губернатор от воров — это им по барабану.

Ресторан «Сирена» располагался в центре города, в двух кварталах от шахтоуправления. Каменные девы поддерживали вход, над которым странным ностальгическим воспоминанием сияла красноармейская пятиугольная звезда; в глубине ресторана царили роскошь и полумрак.

Бдительный швейцар, не пускавший в ресторан всякую шушеру, при виде новенького внедорожника с московскими номерами расслабился и бросился отворять перед Денисом тяжелую дверь.