Фредерик Дар - С моей-то рожей

Он вместе с креслом придвинулся ко мне поближе. Огонь в камине, разгоревшись в полную силу, весело потрескивал, языки пламени отбрасывали на стены танцующие тени.

– Месье Руа, мне кажется, я нашел решение.

Я затаил дыхание. В эту минуту решалась моя судьба.

– Пойдемте со мной!

Он поднялся. Я, с трудом выкарабкавшись из глубокого мягкого кресла, последовал за ним в соседнюю комнату – его кабинет. Там стоял огромный стол, заваленный бумагами, другой стол, поменьше, с пишущей машинкой, и секретер. На секретере я увидел свою собственную фотографию в деревянной рамке. Я помню ее очень хорошо. Меня щелкнули с сигаретой в зубах в редакции, посреди кип газет и шеренги телефонных аппаратов. Клубы сигаретного дыма заволокли часть лица. Это была отличная фотография. Она не только раскрывала суть моей личности, но и поражала своими художественными достоинствами.

Медина улыбался.

– Это фото свидетельствует о моем восхищении вами, месье Руа. Оно всегда и везде находилось рядом с моим рабочим столом. Если я что-нибудь написал и испытывал чувство удовлетворения, мне достаточно было бросить взгляд на ваше лицо, чтобы понять всю слабость своего опуса.

Я был растроган. Фото производило впечатление моего второго "я", которое связывало меня нынешнего с дорогим сердцу и невозвратно ушедшим прошлым. Я схватил руку Медины и яростно ее затряс.

– О, благодарю вас!

Мое волнение передалось ему, и в порыве чувств он выпалил:

– Месье Руа, вы будете жить у меня!

Предложение прозвучало столь неожиданно, что я некоторое время не мог вникнуть в его смысл.

– Вы сами видите, дом большой, а нас всего двое. Вы будете жить на втором этаже. Никто вам не помешает, вы сможете в полной безопасности писать все, что душе угодно. Я же, месье Руа, займусь публикацией наших творений.

Отодвинув стопку газет, он присел на край стола и пугающе пристально глядел на меня, как тогда, в кафе.

– Надо полагать, вы шутите? – еле слышно вымолвил я.

Мой растерянный взгляд тем временем блуждал по уютной маленькой комнате с рядами книг, секретером в стиле Людовика-Филиппа, корзиной для бумаг, забитой обрезками газет, а моя фотография, казалось, внимательно наблюдала за мной.

– Разумеется, я говорю серьезно. Подобными вещами не шутят.

– Но, Медина, это же неразумно! Мы даже толком не знаем друг друга!

– Извините, но я вас отлично знаю.

– Одумайтесь, кто же берет себе в постояльцы такого человека, как я? Смею вам напомнить, что я приговорен к смертной казни!

– Для меня вы Жан-Франсуа Руа, один из лучших писателей своего поколения, если не самый лучший...

– Вы мне льстите.

– А ваш приговор лишь делает вам честь... Такой человек, как вы, боец по натуре, обязательно должен когда-нибудь в своей жизни быть приговорен к смерти...

Я не смог удержаться от улыбки, услышав последнюю фразу. Мой хозяин, видимо, уже принял твердое решение и теперь был готов приводить самые нелепые доводы, чтобы уговорить меня. Никогда в жизни мне не делали более заманчивого предложения. Этот домик, закутанный в осеннюю листву, был для меня спасительным берегом, убежищем, настоящим спасением. Однако я не мог избавиться от тревоги.

– Почему вы мне это предлагаете? – спросил я, стараясь смотреть ему прямо в глаза.

Медина невозмутимо ответил:

– Я люблю свое ремесло и испытываю самое настоящее отчаяние, когда вижу такого человека на краю гибели. Ведь людей, подобных вам, крайне мало. Современные писатели воспевают безысходность, проповедуют отречение от всего и вся. У них есть сердце, но отсутствует пол. Я мечтаю о возрождении Жана-Франсуа Руа! Вы меня понимаете?

– Разумеется, но и вы, дорогой мальчик, должны понимать, что эта задача столь же благородна, сколь неблагодарна. Вы хоть представляете себе, чем обернется наше совместно проживание? Поначалу вам, видимо, будет забавно иметь под своей крышей Жана-Франсуа Руа, но очень скоро наступит усталость. У вас свои привычки, у меня свои, притом отвратительные. Я заранее вас предупреждаю. Вспомните, наконец, что даже браки по любви редко сохраняются...

– На этот случай у нас предусмотрен развод, – прошептал Медина, – но я уверен, что вы достаточно умны и хорошо воспитаны, чтобы не доводить дело до крайностей. Мы сумеем поладить!

Я задумался. Медина предлагал мне уникальную возможность возродиться из пепла. Упускать шанс, который навязывается с бесстыдством уличной девки, было бы просто глупо.