Дик Фрэнсис - Нерв(Смерть на ипподроме)

– А вы? – перебил меня Джеймс.

– Я? Да… у меня тоже не много радостей было в последние три недели.

– Да, – задумчиво протянул он, будто в первый раз увидел последние события с моей точки зрения. – Полагаю, не много радостей.

– Все прекрасно рассчитано, – продолжал я. – Каждую пятницу в передаче «Скачки недели», вспомните сами, обязательно пачкали грязью того или другого жокея. Меня он представил как жокея-неудачника, неумелого наездника, и он предполагал, что таким я и останусь. Вы помните, какие позорные кадры он показал? Вы бы никогда не взяли меня после этих кадров, если бы не видели раньше, как я работал для вас. Ведь не взяли бы?

Он покачал головой, сильно встревоженный. Я продолжал:

– При каждом удобном случае, например, когда Темплейт выиграл Королевские скачки, он напоминал телезрителям, что я только заменяю Пипа и что мне не видать побед как своих ушей, как только Пип вернется. Безусловно, я выполняю работу Пипа, и он должен обязательно получить ее назад, когда у него срастется перелом, но покровительственные нотки в голосе Кемп-Лоура рассчитаны именно на то, чтобы каждый понял: мой короткий взлет к успеху совершенно не заслужен. И пожалуй, все так и считали. Больше того, думаю, что многие владельцы скорей бы поверили вашему мнению и не поспешили бы выбросить меня за борт, если бы не постоянные шпильки Кемп-Лоура в мой адрес, которые он пускал под видом сочувствия направо и налево. А в прошлую пятницу… – Я постарался, правда, не очень успешно, чтобы голос звучал спокойно: В прошлую пятницу он подтолкнул Корина и Дженкинсона, чтобы те прямо сказали, что я как жокей кончен. Вы смотрели?

Он кивнул и налил в бокалы виски.

– Этим делом должен заняться Национальный охотничий комитет, – убежденно проговорил он.

– Нет, – возразил я. – Его отец – член комитета.

– Да, я и забыл, – Джеймс глубоко вздохнул.

– Весь комитет настроен в пользу Кемп-Лоура. Все они под влиянием Мориса. Я был бы очень благодарен, если вы никому из них ничего не скажете. Их будет еще труднее убедить, чем вас, и нет фактов, которые Кемп-Лоур не мог бы объяснить нормальным ходом событий. Но я буду копать. Придет день.

– Неожиданно для меня вы выглядите бодрым, – заметил он.

– О боже, Джеймс. – Я решительно встал. – На прошлой неделе я хотел покончить самоубийством. Я рад, что не сделал этого. И потому я чувствую бодрость.

Он так удивленно смотрел на меня, что я рассмеялся, напряжение спало.

– Все нормально, – сказал я, – но поймите, вряд ли Национальный охотничий комитет воспримет этот случай с доверием. Они слишком воспитаны. Я надеюсь на более горькое лекарство для дорогого Мориса.

Но я пока не придумал эффективного плана, а у дорогого Мориса были острые зубы, очень острые.

Хотя на следующий день ни Тик-Ток, ни я не участвовали в скачках, я забрал у него машину, и поехал на соревнования в Аскот, и прошел там всю дистанцию, чтобы почувствовать грунт. В поле дул острый, холодный северо-восточный ветер, и земля была твердая, кое-где подмерзшая, точно в заплатах. Зима стояла удивительно мягкая, но высокое ясное небо предвещало, что начнется обледенение почвы.

Я обошел весь круг, планируя в уме скачку. Если земля останется твердой, можно будет взять высокую скорость, а Темплейт это любит. Раскисшая от дождей скаковая дорожка совсем не в его вкусе.

Возле весовой Питер Клуни остановил меня. Мрачный, бледный, худой, с морщинистым от забот лбом.

– Я верну вам деньги, – заявил он, будто объявляя войну. Казалось, он приготовился спорить.

– Хорошо. Когда-нибудь. Не спешите, – спокойно согласился я.

– Вы не имели права за моей спиной давать жене деньги и продукты. Я хотел отправить их назад, но она не позволила. Мы не нуждаемся в благотворительности.

– Дурак вы, Питер. Ваша жена правильно сделала, я бы посчитал ее тупой ослицей, если бы она отказалась. Вам лучше привыкнуть к мысли, что продукты будут приносить в ваш дом каждую неделю, пока вы не начнете снова прилично зарабатывать.

– Нет, – почти во весь голос выкрикнул он. – Я не приму их.

– Не понимаю, почему жена и ребенок должны страдать из-за вашей неуместной гордости. Но ради облегчения вашей совести я объясню, почему это делаю. Вы никогда не получите работу, если будете ходить с выражением голодной собаки. Если вы выглядите слабым и несчастным, то никого не убедите, что вас можно нанять на работу. Вы должны быть жизнерадостным, энергичным, всем своим видом доказывая, что стоите той цены, которую вам заплатят. Понимаете, я хочу избавить вас от забот, чтобы вы больше думали о скачках и меньше – о холодном доме и пустом холодильнике, И тогда вы обязательно получите работу… все зависит от вас.