Патрик Квентин: Он и две его жены

– Рики еще не спал, когда я вернулась из театра, – сказала она. – Элен никак не могла с ним справиться. Мне пришлось петь ему, пока он не заснул.

Возвращаясь на автомобиле домой, я решил рассказать ей все об Анжелике, потому что до этого я ничего не скрывал от Бетси. Однако теперь, когда я начал раздеваться, все это показалось мне далеко не столь простым. Я знал, что Бетси всегда чувствовала себя уязвленной красотой Анжелики, которую я когда-то так сильно любил. Знал я также, что в глубине души она все время боится, что Анжелика как мать Рики когда-нибудь захочет отобрать его. Бетси не могла иметь детей, Рики она любила столь же искренне, как и меня. В конце концов я убедил себя, что нет необходимости упоминать о моей встрече с Анжеликой, тем более, что я ее, по всей вероятности, никогда больше не увижу.

Я лег в постель, и мы начали говорить о завтрашней встрече с моим тестем и о Фонде борьбы с лейкемией имени Бетси Коллингхем, который Бетси основала после смерти матери, умершей от белокровия. Когда мать Бетси скончалась, ее отец решительно и безжалостно перенес всю свою любовь на младшую дочь, Дафну До замужества Фонд был единственной вещью на свете, интересовавшей Бетси; теперь же он уступил первое место мне и Рики.

Сейчас приближалось время весеннего отчета комитета Фонда, и наша завтрашняя встреча с Си Джей должна была иметь весьма существенное значение, поскольку Бетси и Пол Фаулер, выполняющий там обязанности директора, собирались начать новый финансовый год, рассчитывая на солидный чек Си Джей. Бетси отдавала себе отчет в том, что этот орешек будет не легко раскусить, поскольку ее отец, финансовый магнат, столь же капризный, сколь и деспотичный, умел выскальзывать из подобных ловушек. В глубине души Бетси была, однако, убеждена, что дело это удастся, и настроение у нее было отличное.

Ее радость была так заразительна, что вскоре я совершенно забыл об Анжелике и Западной Десятой улице. Я был у себя дома, а рядом со мной была жена, которую я любил... В прекрасном настроении я заснул.

Мне приснилась Анжелика. Это был какой-то жуткий кошмар, от которого я проснулся с неистово бьющимся сердцем. Рядом со мной спокойно спала Бетси. Но продолжение моего сна было очень реальным, и внезапно этот контраст между моим счастливым существованием и путанной жизнью Анжелики показался мне ужасным. Вопреки моей воле наши совместно прожитые годы, теперь снова стояли перед моими глазами, словно страницы забытой рукописи, найденной на дне старого сундука.

Все началось очень невинно, когда я после демобилизации закончил оплаченное ВМФ Соединенных Штатов обучение в университете. Билл и Анжелика! Прекрасная, темпераментная дочь овдовевшего профессора английского языка Клакстонского университета. Вся наша жизнь перевернулась благодаря "Жару Юга". Я написал этот первый роман меньше чем за шесть месяцев. Непонятно, каким чудом некое издательство выразило готовность выпустить "Жар Юга" в свет, после чего мы с Анжеликой поженились. Когда на меня посыпались еще менее ожидаемые восторги со стороны критики, когда роман был куплен для экранизации в Голливуде, мы отряхнули с ног своих пыль маленького Клакстона в штате Айова и отплыли завоевывать Европу. После фантастического шестимесячного путешествия по Испании, Италии и Франции мы сняли маленький домик в Провансе. Там должна была начаться наша богатая событиями новая жизнь.

Я уже много лет не думал об этом доме, однако сейчас, когда я лежал без сна, воображение каким-то образом перенесло мою кровать в тот прованский домик. Это не Бетси, а Анжелика, спокойно дыша, спала возле меня. Теплая рука лежала в моей руке. Я был уверен, что это рука Анжелики.

– Ты не спишь, дорогой? – спросила Бетси.

– Нет.

– Что-нибудь случилось?

– Нет, девочка.

Рука жены легонько сжала мои пальцы. Я продолжал вспоминать все, что произошло за первый год нашего пребывания в Провансе. Анжелика родила сына, нашего Рики, а я произвел на свет половину моего второго романа, которую затем изодрал в клочья. В течение следующих двух лет я с тем же результатом брался за новые книги и каждый раз в конце концов отправлял рукопись в корзину, переживая последовательно периоды озлобления, возвращения надежды и откровенной паники.

Наконец под предлогом того, что мне необходимы стимулы для работы, мы начали таскаться с места на место. Я просиживал до поздней ночи в различных бистро, а Анжелика терпеливо торчала там со мной. Рики в это время спал в отеле под опекой французской горничной. В тот год вокруг Анжелики крутилось несколько представителей международной золотой молодежи, из числа которых особо выделялся молодой литератор Кэрол Мейтленд. Он был еще больше, чем я, убежден в своем незаурядном писательском таланте. Анжелика, однако, игнорировала их заигрывания и вела себя так, словно всем миром для нее был я. Для меня же, не имевшего в жизни ничего, кроме ее любви, "она была столь же необходима, как воздух и вода.