Аркадий Васильев - В час дня, Ваше превосходительство

Попросил Кудрявцева снять копию, а оригинал положить точно на прежнее место. Предупредил — иначе Трухин заподозрит своего нового адъютанта.

…С Кудрявцевым — Фоминым мне стало гораздо легче — я уже был не один. Он оказался хорошим разведчиком — смелым, преданным своей Родине. Помогал мне находить нужных людей. Лейтенант Иван Рябов, капитан Евдокимов, сержант Петр Давыдов, рядовой Валентин Баландин — спасибо вам, мои дорогие товарищи, за бескорыстную дружбу, за храбрость, за верность Родине. Разные по характерам, из разных мест — кто из-под Владимира, кто с Урала, кто из Москвы, но с одной судьбой — плен в тяжкие осенние месяцы сорок первого года, вы вынесли все муки: голод, холод, угрозу безвестной смерти — и сохранили неистребимое желание помочь Родине.

К сожалению, я не всем из них могу сейчас пожать руку при встрече — погибли Петр Давыдов и Валентин Баландин. Нет в живых Рукавишникова. Это он вместе с. Костей Яковлевым и Иваном Рябовым использовал рацию «Русского комитета» для передачи в Центр особо срочных сообщений.

Константин Александрович Яковлев жив. Он сейчас инженер связи, кандидат технических наук, влюблен в свое дело.

Я считаю своим долгом сказать, что ни я, ни мои товарищи не сумели проникнуть в «высшие сферы» рейха, никто из нас не имел доступа к секретным документам штабов сухопутных, военно-морских и военно-воздушных сил, мы не имели возможности на чувствительной микропленке фотографировать доклады высшего командования, планы развертывания промышленности. Да этого от нас и не требовали, наши руководители знали наши скромные возможности.

Но мы пусть немного, но сделали. Одно задание мы выполнили: наши всегда знали о планах Власова, знали, какую очередную антисоветскую пакость замышляет Жиленков, — мы знали об изменниках Родины почти все.

И когда после войны они упорствовали на допросах, юлили, врали, у следствия не было недостатка в неопровержимых фактах их подлой, преступной деятельности.

Генерал-полковника Болотина разбудил телефонный звонок. Снимая трубку, Анфим Иванович привычно посмотрел на часы — было ровно три.

— Слушаю, — сказал Болотин, поправляя свалившееся с ног одеяло.

— Докладывает дежурный майор Голубев. Подполковник Орлов доставлен в указанное место точно в срок, выбросился на парашюте.

— Связь с Орловым установлена? — спросил генерал.

Он не сомневался, что связь с подполковником Орловым есть. Болотин привык, что все, что делается по его приказам, всегда выполнялось четко, так, как было задумано. Иногда случались отклонения, но они составляли не правила, а редкие исключения из правил. Но хотя генерал привык, что его приказы выполнялись неукоснительно, он допускал и возможность неудач и в этих случаях требовал подробнейшего изложения их причин. Поэтому его подчиненные не боялись говорить генерал-полковнику правду, какой бы неприятной она ни была. Все знали: человек, сказавший неправду Болотину, переставал для него существовать. Формула отношения к людям такого сорта у Болотина была определенная: «Врет, значит, трус, а трусу в армии делать нечего!»

И на этот раз, несмотря на то, что всем, кто имел отношение к установлению связи с подполковником Орловым, было бы радостнее сообщить Болотину, что связь установлена и действует отлично, дежурный офицер приглушенным голосом сообщил генерал-полковнику неприятное:

— Связь с подполковником Орловым пока не установлена.

Болотин секунду помедлил, затем своим обычным спокойно-строгим тоном сказал:

— Как установят — доложите.

И, помедлив еще секунду, добавил:

— Если к шести ноль-ноль не установите — все равно доложите.

И положил трубку.

Больше Болотин уснуть не мог. Он лег, поплотнее укрыл озябшие ноги, закрыл глаза, но сон не приходил. Мешала тупая боль чуть выше поясницы — когда-то, перед войной, врачи находили у Анфима Ивановича недостаточность почек, даже нефрит, требовали строгого соблюдения диеты, еженедельных анализов, уговорили поехать в Железноводск, где Болотин провел скучнейший в жизни месяц. Анфим Иванович согрелся, и боль ушла, но сон все равно не приходил. Надо было бы встать, принять душ и браться за дела, но Болотин решил полежать еще немного, чтобы опять не вцепилась боль.

А дел у Болотина хватало.

Шла весна 1944 года. Готовилось очередное наступление Советской Армии. Четырем фронтам — 1-му Прибалтийскому и трем Белорусским предстояло разгромить вражескую группу армий «Центр» и фланговые соединения соседних с «Центром» групп армий «Север» и «Северная Украина», полностью освободить Белоруссию, часть Литвы и Латвии, открыть Советской Армии путь в Польшу и Восточную Пруссию.