Аркадий Васильев - В час дня, Ваше превосходительство

На пустынной Большой Пресненской почти не было прохожих, только старуха в ротонде медленно передвигала ноги в тяжелых кожаных галошах, привязанных к валенкам бечевкой. Андрей обогнал старуху и оглянулся — на него из-под лохматой мужской шапки хмуро посмотрели усталые, печальные глаза.

Пробежал человек в офицерской шинели без погон. Поверх поднятого воротника повязан башлык, на ногах новые желтые австрийские ботинки с обмотками.

С высокой круглой афишной тумбы старик расклейщик сдирал старые афиши и складывал в санки — на растопку. Содрал, поскоблил скребком тумбу, привычно мазнул кистью, приложил и расправил свежую афишу: «Большой театр. Воскресенье 17 марта (нов. стиля) «Лебединое озеро». Вторник 19 марта «Борис Годунов». Федор Иванович Шаляпин».

Расклейщик еще раз махнул кистью и приклеил афишку поменьше. «Дом анархии. Диспут на тему: «Куда идет Россия?» Вход свободный для всех желающих. В буфете бесплатно кипяток».

Расклейщик пошел дальше — потянул набитые бумажным мусором санки.

На перекрестке Большой Бронной и Тверской у газетной витрины стояла кучка людей. Человек в каракулевой шапке пирожком, в пенсне громко читал:

— «Париж, Лондон, София, Берлин, Нью-Йорк, Вена, Рим, Константинополь, Христиания, Стокгольм, Гельсингфорс, Копенгаген, Токио, Пекин, Женева, Цюрих, Мадрид, Лиссабон, Брюссель, Белград. Всем совдепам. Всем, всем, всем. Правительство Федеративной Советской Республики — Совет Народных Комиссаров и высший орган власти в стране Центральный Исполнительный Комитет Советов рабочих, солдатских, крестьянских и казачьих депутатов прибыли в Москву.

Адрес для сношений: Москва, Кремль, Совнарком или ЦИК совдепов…»

Как-то по-особенному звучно, то ли радуясь, то ли с насмешкой, человек в пенсне прочел подпись:

«Управляющий делами Совета Народных Комиссаров Вл. Бонч-Бруевич. Москва, 12 марта 1918 года».

Спрятал пенсне и отошел.

Подбежал парень в желтом дубленом полушубке. От него сильно пахло карболкой, не иначе только что с вокзала.

— Новый декрет? Про что? Про оружие — сдавать в три дня, а то из твоего же по тебе?..

Бородатый солдат с белым отекшим лицом, с забинтованной шеей прикрикнул:

— Перестань молоть! Столицу в Москву перенесли.

— Ясно! Прикатили большевички в Белокаменную! Значит, не сегодня-завтра Петроград отдадут.

— Поаккуратнее выражайся, — обрезал солдат. — И насчет большевичков не бренчи. Я сам большевик! А кому это, по-твоему, Петроград отдадут? Ну? Давай высказывайся…

Парень отбежал и крикнул:

— Известно кому! Кому твой Ленин все отдать хочет? Немцам!

Солдат засмеялся, обнажив желтые, прокуренные зубы, послал парню вдогонку:

— Дурак ты, а еще фельдшер! Навонял карболкой на всю улицу, как обозная лошадь…

— Что с тобой сегодня? — спросил Мальгин, посмотрев на мрачного Андрея. — Здоров? Как твой купец-молодец?

— Я не буду его допрашивать. Не могу!

Андрей рассказал о своей первой встрече с Артемьевым. Мальгин выслушал и ушел, ничего не сказав. Вернулся он быстро, минут через пять.

— Зайди к Якову Христофоровичу.

В кабинете Петерса кроме него, в кресле, стоящем в углу, сидел человек с большой темной бородой и густыми, лохматыми бровями.

— Садитесь, Мартынов, — сказал Петерс. — Почему вы отказались вести дело спекулянта Артемьева?

Андрей молчал, не зная, с чего начать.

Петерс помог ему:

— Он ваш знакомый?

— Хорош знакомый! — вырвалось у Андрея.

И он рассказал все, не забыл упомянуть и про портсигар профессора Пухова. Закончил он фразой, которая, как казалось Андрею, объясняла самое главное:

— Боюсь, не хватит выдержки…

— Что вы на это скажете, Александрович? — спросил Петерс у бородатого.

Тот неопределенно пожал плечами.

— Вы правы, Мартынов, — снова заговорил Петерс. — Сотрудники ВЧК должны, обязаны быть беспристрастными. Человек, лишенный свободы, не может защищаться, а если следователь в дополнение ко всему испытывает к подследственному личную неприязнь — добра не жди…

— Добра? — спросил Александрович. — Разве нас послали сюда творить добро?

— Я имею в виду справедливость, — сухо пояснил Петерс. — Вы свободны, Мартынов.

В коридоре Андрея догнал Александрович.

— Зайдите ко мне.

Пытливо расспросил, как ведет себя Артемьев, на кого дал показания.

— Где ценности, изъятые у него?

— В моем письменном столе.

— Почему не сдали в отдел хранения?