Аркадий Васильев - В час дня, Ваше превосходительство

Подошли сразу двое — Коломийцев и Снегирев. Один из Тулы, второй из Владимира.

— Михаил Федорович, немцы анкету роздали, приказывают заполнить, а в анкете вопрос: «Знаете горное дело? Инженер? Да или нет?»

— Не вздумайте правду писать. Ушлют черт знает куда, под землю, заставят работать, а потом к стенке.

Коломийцев и Снегирев не послушались, соблазнились обещанием «хорошо кормить». Больше их не видели.

Каждый день у гитлеровцев все новые и новые способы отыскивать среди военнопленных специалистов.

— Михаил Федорович, как быть?..

— Не поддаваться ни на какие уговоры. Ничем не помогать фашистам.

— Бить будут.

— Терпи.

— Убьют.

— Лучше смерть, чем помогать врагу.

— Вчера, Михаил Федорович, трех врачей — Ивана Сляднева, Константина Шилова и Петра Локтева за отказ работать на немцев расстреляли.

— Запомним их имена, товарищи. Запомним. Всех не расстреляют. Держитесь, товарищи! Держитесь!

И вдруг:

— Генерал-лейтенант Лукин?

— Я Лукин.

— С вами желает говорить генерал-лейтенант Власов.

— Здравствуйте, Михаил Федорович.

— Слушаю…

— А вы не особенно любезны.

— Слушаю…

— Я хочу создать армию, Михаил Федорович…

В ответ легкий смешок — чуть-чуть, еле слышный. Власов сделал вид — не заметил.

— Буду освобождать Россию, русский народ от коммунистов.

— Можно вопрос, Власов?

— Хоть сто…

— Пока один. Оружие у вас есть? Личное?

— Нет…

— Еще вопрос. Курите?

— Курю.

— Закурить не найдется?

— К сожалению…

— Вот видите, Власов, оружия у вас нет, курить и то нет, а вы: «Армию создаю!»

— Я с вами серьезно разговариваю, а вы…

— Разве с вами в вашем нынешнем положении можно серьезно разговаривать? Идите, Власов… Идите…

— Пожалеешь, Лукин… Скажи, на что ты надеешься?

— Как на что? Все на то же — на Советскую власть, на народ…

— Громкие слова, Лукин… Мы не на митинге…

— Для вас громкие, для меня обыкновенные.

— Допустим, Россия победит. Трудно представить, но предположим. Сталин все равно тебе не простит, что ты в плену… Повесят тебя, Лукин.

— Ну что ж. Умру с чистой совестью…

— На том свете все равно — чистая совесть или не чистая, одно ждет — тлен, мрак…

— Про потомков забыли, Власов…

— Это чепуха, Лукин… После нас хоть потоп…

— Слышали… Скучно с вами, Власов. Неинтересно… Иди, Власов, иди.

Я был готов к дальнему пути, казалось, знал все, что полагалось знать разведчику, забрасываемому в тыл врага, именно в штаб предателя Власова.

Вместе с Алексеем Мальгиным мы, казалось, предусмотрели все то, на первый взгляд, неожиданное, невероятное, с чем мне придется столкнуться, что обязан заранее предвидеть, предусмотреть любой разведчик.

Новая моя биография была придумана с учетом мельчайших деталей. Надо было, чтобы немцы и власовцы приняли ее за подлинную, чтобы у власовцев, кроме того, она могла вызвать интерес ко мне, желание использовать меня именно в своем штабе. Учитывалось и то, что немецкая разведка могла попытаться как-то проверить биографию — а вдруг она имеет какого-то шпиона на нашей территории, еще не выявленного органами государственной безопасности?

Заранее условились и о самом сложном для разведчика — о способах связи с Центром и со мной, основных и запасных.

Пришлось срочно обучиться радиоделу, способам шифровки.

Не упустили и такую деталь — каким условным знаком я должен сообщить в Центр о своем провале, — полной гарантии ни у одного разведчика нет. Разведка — не увеселительная прогулка и далеко не всегда заканчивается благополучно.

Признаться, порадовало, что, оказывается, наши разведчики были повсюду, в том числе и в Берлине, но в штабе Власова еще никого не было. Еще не успели — штаб только что создан.

Мне разрешили съездить к семье.

— Двух дней тебе хватит? — спросил Мальгин. — Действуй, как уговорились. Наде — всю правду, всем остальным — призвали в действующую армию. Секретарю райкома партии сказали, как это и есть, что призвали на старую работу, и попроси держать в секрете, так как, мол, возможно, забросят к партизанам.

Дорогая, милая моя Надя. Она мне сама сказала:

— Я сразу поняла, зачем тебя вызвали.

Она не плакала, не вздыхала, вообще старалась говорить о чем угодно, но только не о том, куда и зачем я еду.

Вечером у нас собрались учителя, пришла председатель колхоза Евдокия Королева, Надины подружки. Все подшучивали над усами и бородой, которые я начал отращивать по совету Мальгина.