Виктор Пронин: Вокруг пальца

Я спас тебя! – торжественно сказал Зайцев. – А ты на меня бочку катишь. У старухи были записаны номера полусотенных. И останься они у тебя, ты бы сейчас смотрел на свой любимый город не с девятого этажа, а из полуподвального помещения. И город уже не казался бы тебе столь величественным в этот закатный час. – Зайцев помолчал. – Неплохо сказано, а?

– Ты хочешь сказать, что мне эти деньги подбросили?

– Ксенофонтов, ты соображаешь, как… Как твой кот, который изодрал всю мебель и превратил эту комнату в камеру предварительного заключения. И по внешнему виду, и по запахам, и по тем истошным воплям, которые слышны по ночам даже на улице.

– Значит, ты хочешь сказать… – Ксенофонтов уставился взглядом в стену. – Ты хочешь сказать…

Слушай меня, Ксенофонтов, и не говори потом, что не слышал. Я все понял, как только ты показал мне вторую пятидесятирублевку. Неужели ты такой дурак, что воображаешь, будто судьба гоняется за тобой по пятам, подбрасывая купюры зеленого цвета?! Если бы судьба относилась к тебе именно так, твоя девушка не вышла бы замуж за алкоголика.

– Не трожь мою девушку! – некрасиво завизжал Ксенофонтов. – Она, между прочим, недавно звонила, поздравила с очерком…

– Ей тоже понравился пекарь Фундуклеев?

– Заткнись. Ей нравлюсь я.

– Конечно, – кивнул Зайцев. – Я это понял, когда она пригласила тебя на свадьбу. Она так и сказала своему избраннику… Когда он протрезвел, естественно… Я, говорит, пригласила для потехи одного журналистика, гости скучать не будут. Одна фамилия, говорит, чего стоит – Ксенофонтов. Будущий муж от хохота про опохмелку забыл.

– А знаешь, Зайцев, ты можешь пожалеть, что сейчас находишься здесь, а не в полуподвальном помещении. С девятого этажа тебе лететь вниз куда дольше.

– И это ты говоришь мне, своему спасителю?

– Пиво пьешь? Пей. Только иногда стакан все-таки отставляй в сторону. Когда ты все понял?

После второй твоей находки. Я взял обе бумажки в руки и увидел, что их номера идут рядом, один за другим. Они побывали в одних руках, Ксенофонтов. А потом оказались в твоем кармане. После этого я очень непосредственно поинтересовался твоими творческими планами. А стоит у тебя спросить о творческих планах, ты начинаешь токовать, как тетерев, наслаждаясь звуками собственного голоса. Так я узнал о магазинных махинациях. А на что способен зажатый в угол директор магазина, мне хорошо известно. Он провел небольшую операцию, и в результате ты не можешь о нем писать фельетон, ты сам не лучше – ты взяточник.

– До чего ты умный, Зайцев! – искренне восхитился Ксенофонтов. – А я-то первым делом тебя в ресторан потащил… Нет, наверно, я очень глупый человек.

– Не возражаю. Что ты делал, когда мы расстались после обеда? Побежал вприпрыжку осуществлять творческие планы, у бедной старушки начал деньги клянчить…

– Зайцев! – предостерегающе сказал Ксенофонтов и показал рукой на раскрытую дверь балкона.

– Не нравится? А как третья полусотенная у тебя в пиджаке оказалась? Как?

– Понятия не имею… Они полезли в карман пиджака, а она там. Старушка показала, вот в этом кармане, говорит…

– Даже не знаю, стоит ли мне водиться с тобой, – задумчиво проговорил Зайцев, выливая в стакан остатки пива. – Даже не знаю… Старушке на приеме у тебя плохо стало? Воды попросила?

– Да… Я принес ей воды… Из соседней комнаты.

– Она в кабинете оставалась одна?

– Зайцев! – Ксенофонтов с грохотом упал перед другом на колени. – Мне стыдно!

– Это хорошо. Стыд лечит от глупости, самовлюбленности, беспечности… Так вот, ты после обеда, как кузнечик, запрыгал в редакцию в полном восторге от пачки десяток, которые оттопыривали твой карман, а я написал рапорт начальнику следственной части о готовящейся провокации. И подколол к нему две зелененькие бумажки. А когда старушка принесла записанные номера, рапорт уже лежал на столе начальника. Провокация стала очевидной. Нам оставалось только поинтересоваться родственными связями старушки и, конечно, вволю посмеяться.

– Как посмеяться? Над кем?

– Ну, ты даешь! – расхохотался Зайцев. – Над тобой, над кем же еще?

– И долго смеялись?

– Даже сейчас не могу остановиться! Но я не сказал тебе самого смешного…

– Ну? – опасливо спросил Ксенофонтов.

– Десятки-то верни! Потешился, и хватит. А то мне и в отпуск не съездить.

– Знаешь, Зайцев, боюсь, что мне сейчас этот отпуск куда нужнее, – печально проговорил Ксенофонтов.