Виктор Пронин: Вокруг пальца

– Да есть кое-что… Не только ты, старик, воюешь, мы тоже не в сторонке стоим.

– Ну, будь здоров. – Зайцев пожал крупную ладонь Ксенофонтова. – Не забудь вечерком-то пивка купить. Какой-никакой, а все же гость придет. Денег у тебя полные карманы, скупиться негоже.

– Обижаешь, старик, нехорошо, – укоризненно протянул Ксенофонтов и направился в редакцию.

А Зайцев, не торопясь, пересек улицу, прошел мимо больших витрин, изредка поглядывая на себя придирчиво и удовлетворенно. Чего уж там, собственная внешность нравилась Зайцеву. Правда, он не стал бы возражать, если бы у Ксенофонтова кто-то взял бы сантиметров пять роста и дал их ему, но это было невозможно. Войдя в тень, Зайцев вдруг заторопился, словно вспомнил об оставленных делах. В подъезд он почти вбежал, оставив за спиной залитую солнцем улицу и разомлевших от жары прохожих.

А Ксенофонтов, войдя в свой кабинет, сбросил пиджак на спинку стула, со вздохом окинул взглядом свой стол, заваленный письмами. Да, вести оживленную переписку, чтобы знать запросы, боли и радости читателя, – это входит в обязанности журналиста.

Где-то через час пришла старушка и, усевшись на предложенный стул, долго рассказывала, как тяжело ей жить в коммунальной квартире среди чужих людей, которые относятся к ней пренебрежительно, надеясь в конце концов занять ее комнату, рассказала, как часто она болеет и что нет даже человека, который бы подал ей стакан воды. Старушка всплакнула, рассказывая о своих горестях, и Ксенофонтов вынужден был даже сбегать за водой.

Потом пришел начинающий автор и принес стихи, потом пришел автор совсем немолодой, но тоже начинающий, и принес басню про лисицу, которая очень плохо относилась к окружающей среде и за это была наказана зайцем. Потом редактор всех собрал на летучку. Когда Ксенофонтов вернулся в свой кабинет, то застал там двух милиционеров, старушку из коммунальной квартиры и еще двух типов, которые смотрели на него с нескрываемым отвращением.

– Слушаю вас внимательно, – сказал Ксенофонтов.

– Это он? – спросил милиционер у старушки.

– Он, батюшка, он!

– И куда положил?

– В карман, куда же еще… В пиджаке сидел, вот и сунул в карман.

– Что происходит? – спросил Ксенофонтов, чувствуя, что назревает что-то неприятное. Он уже не ощущал себя счастливым, залитым солнцем и занятым полезным делом.

– Эта гражданка утверждает, что вы потребовали у нее пятьдесят рублей.

– Ложь! – закричал Ксенофонтов.

– Спокойно, гражданин, – холодно сказал милиционер. – Она была у вас на приеме?

– Была. Ну и что?

– Вы обещали ей помочь с жильем?

– Обещал. Ну и что?

– В таком случае позвольте заглянуть в карман вашего пиджака. Понятые, – милиционер обернулся к двум парням с отвратительными взглядами, – прошу вас быть внимательными. – Милиционер оттеснил Ксенофонтова в угол и извлек из кармана полусотенную. – Откуда у вас эти деньги? – спросил милиционер, не скрывая своего презрения.

– Впервые вижу!

– У меня и номерок записан, – проговорила старушка, протягивая милиционеру замусоленную бумажку. – Вдруг, думаю, сгодится.

– Сгодится, мамаша, все сгодится, – заверил ее милиционер. – Ну что ж, товарищи, будем составлять протокол. Факт взятки установлен.

Ить что, подлец, делает, – снова заговорила старушка, – вчера полсотни взял, позавчера полсотни, а сегодня опять! Во как! Но я все номерки записала…

Обернувшись к раскрытым дверям, Ксенофонтов увидел, что в коридоре столпилась едва ли не вся редакция, на него смотрели скорбно, будто прощались навсегда, а Ирочка-машинистка смотрела на него так грустно, будто в этот миг рушились все ее возвышенные представления о мире, и ответственный секретарь смотрел, и художник, и даже завхоз редакции смотрел, но спокойно, поскольку все его возвышенные представления были давно разрушены.

А милиционер за его столом, его шариковой ручкой, на бумаге, выданной завхозом, составлял протокол. Старушка сидела у стены, и лицо ее было огорченным – вот, дескать, какие люди на белом свете попадаются, но что делать, в меру сил будем с ними бороться…

– Я могу позвонить? – спросил Ксенофонтов.

– Никаких звонков! – ответил милиционер.

– Но я хочу позвонить в прокуратуру!

Уж и в прокуратуру проникли! – запричитала старушка. – Видать, делился, нешто можно одному за такое браться! Неплохо бы и у его прокурорского знакомого по карманам пошастать.

– Пошастаем, мамаша, – заверил ее милиционер. – Будьте спокойны. У всех пошастаем.