Виктор Пронин - Запрещенный прием

– Да, это грустно, – сдержанно произнес Зайцев.

Но, с другой стороны, старик, все так и должно быть. Все в нашей жизни рано или поздно сводится к чему-то одному… Все потрясающе красивые девушки, шаловливые и улыбчивые, ласковые и трепетные, в конце концов сводятся к суховатой, не очень красивой жене. А наши друзья! И они, Зайцев, рано или поздно сводятся к одному человеку, которого не назовешь ни щедрым, ни самоотверженным, ни…

– Это к кому же свелись твои друзья? – настороженно спросил следователь.

– К тебе, старик, – безутешно ответил Ксенофонтов. – К тебе… – И, не добавив больше ни слова, поплелся в редакцию писать объявления, искать слова, на которые не смогла бы не откликнуться одинокая человеческая душа.

Да, не очень почетные обязанности хороши хотя бы тем, что позволяют пренебрегать ими, и Ксенофонтов прекрасно это понимал. На следующий день он с утра занялся своим туалетом – выгладил рубашку, навел стрелку на брюках, вычистил туфли. И преспокойно отправился на свадьбу, которую сам и устроил, поместив объявление в газете. Невесте он вручил роскошные розы, жениху крепко пожал руку, произнес речь, потом станцевал с невестой, выпил с женихом, к тому времени у него появились друзья, которые прониклись к Ксенофонтову любовью и пожелали чокнуться с ним и выпить за его святое дело. В конце концов наступил все-таки момент, когда Ксенофонтов перестал считать выпитые рюмки, сочтя это безнравственным в такой обстановке, и полностью отдался свадьбе, наслаждаясь полнейшим пренебрежением к завтрашнему дню, последующей жизни, собственному здоровью – все это потеряло значение перед радостным общением, царившим во дворе небольшого частного домика.

Домой Ксенофонтова доставили в свадебной машине, украшенной разноцветными лентами и куклой на радиаторе. Сама невеста помогла втащить его в лифт, уложить в кровать, она же сняла с него туфли, ослабила галстук, жених расстегнул брючный ремень, а Ксенофонтов расцеловал обоих, чем навсегда скрепил их союз. Впрочем, сам он этого не помнил.

Утро было тяжелым. От невероятной головной боли Ксенофонтов начал стонать еще во сне, а едва придя в сознание.

проклял себя за невоздержанность. Несколько раз звонил телефон, звонил подолгу, настойчиво, но Ксенофонтов не нашел в себе сил поднять трубку. Только к вечеру он смог пробраться в ванную, где неподвижно и обреченно простоял почти час, смывая алкогольное похмелье, смывая беспомощность и угнетенность. Он окатывал себя ледяными струями, потом включал горячую воду, опять холодную, и постепенно жизнь просачивалась в его длинное нескладное тело. Наконец он выбрался из ванной, завернулся в простыню, прошел на кухню, заварил крепкий чай и расположился в продавленном кресле.

У Ксенофонтова был большой недостаток в организме – он не мог похмеляться. Рюмка водки наутро повергала его в такие страдания, что он раз и навсегда запретил себе прикасаться к ней и после самых тяжелых загулов, и после невинной пьянки. Только после еще одной ночи он мог считать себя если не выздоровевшим, то хотя бы выздоравливающим. А до того в теле что-то ныло, постанывало, попискивало.

Едва зазвонил телефон, он поднял трубку и преувеличенно бодрым голосом произнес:

– Слушаю! Ксенофонтов на проводе!

– А мы тут с ног сбились – где наша сваха… А она, оказывается, на проводе. – Это был редактор. – Как понимать, Ксенофонтов? Два дня тебя нет на работе!

– Были очень важные встречи с брачующейся общественностью. Пришлось выступить с речью. Десятки женихов и невест готовы дать объявления в нашей газете. Можно считать, что рост народонаселения до конца века обеспечен.

– Ох, Ксенофонтов, – вздохнул редактор и положил трубку.

Тут же снова раздался звонок. «Зайцев», – подумал Ксенофонтов и не ошибся.

– Оклемался?

– Слегка. А как ты догадался?

– Следователь потому что. Все участники вчерашней свадьбы уже дали показания. Невеста призналась, что сама снимала с тебя туфли…

– Что туфли, старик… я бы ей и все остальное доверил. Но силы оставили меня в самый ответственный момент.

– Тебе пиво помогает?

– Мне все, старик, помогает. Особенно дружеское участие.

– Я тебе сейчас устрою участие… Ты знал, чем может кончиться тот идиотский допрос с конфетами? Знал?

– Догадывался.

– И чем же, по-твоему, он мог закончиться?

– Хорошим мордобоем.

– Поздравляю. Ты своего добился.

– Уже? – слабо удивился Ксенофонтов. – Надо же… Мне казалось, что мордобой начнется завтра. А он уже… Ишь, какие страсти.