Дмитрий Вересов - Опер печального образа

Прямо перед Аней происходил странный диалог двух людей, каждый из которых не знал имени, адреса, возраста и пола собеседника. Это больше напоминало разговор компьютера с самим собой. Аня мало что понимала в этих странных фразах, но она чувствовала такое внутреннее напряжение, что кровь стучала у нее в висках, будто она не сидела на стуле перед монитором, а бежала по лесной тропе, как советовал Обур.

Танука: «Естественный путь — это стремление к смерти».

Обур: «Это путь самурая. Так спасаются от ада, но не обретают рай».

Танука: «Может быть, ад — это рай, а рай — ад?»

Обур: «Возможно, но чтобы понять это, надо обернуться, обратиться, оборотиться ».

В этом месте Михаил спросил Аню про певца из древнегреческих мифов. Что у него там было с его женой в царстве мертвых?

Танука: «Орфей обернулся, и Эвридика была потеряна им навсегда».

Обур: «Значит, она была ему не нужна. Мудрая змея ужалила Эвридику, освободив его от последних уз, которые еще держали его. А потом его естество, его нутро в царстве Аида подсказало ему этот оборот . Но он ничего не понял. Звери и птицы слушали его пение, природа открывалась перед ним. Еще немного, еще пара шагов, и он обрел бы рай, гармонию. Но он все цеплялся за тень своей Эвридики, поэтому погиб».

Танука: «Значит, Эвридика мешала Орфею? Ты хочешь сказать, что не укуси ее змея, он сам должен был ее убить?»

Обур: «Ты все правильно понял. Разве это не соответствует дзенской идее? Тебе это должно быть знакомо. Самурай, ты идешь по лесной тропе в состоянии полного покоя и умиротворения. Неожиданно кто-то вмешивается в естественный ход вещей, встает на твоем пути. Что ты сделаешь? Ты пройдешь сквозь него при помощи своего сверкающего меча или острых клыков. Какая разница? Мгновенно ты восстановишь гармонию и продолжишь путь. Так же и я двигаюсь по тропе, только мой бег быстрее твоего шага. Зато тебе легче будет идти по моей проторенной дорожке».

Танука: «Почему ты думаешь, что я пойду за тобой?»

Обур: «Воин всегда подражал зверю. Он подсматривал за тигром, медведем, змеей, богомолом, чтобы научиться у них повадкам убийства. Он всегда предпочитал металлической кольчуге звериные шкуры, человеческой храбрости звериное неистовство, поэтической любви обладание хищника своей беспомощной жертвой. Но зачем же быть жалким подражателем, когда есть другой путь — самому стать зверем. Открыть врата, то есть превратиться ».

Танука: «Ты уже убил свою Эвридику?»

Перед этим вопросом Корнилов взял паузу, сомневаясь, но все-таки решился.

Обур: «Зачем мне Эвридика? Зачем мне любое другое женское имя? Зачем мне ее лицо?»

Танука: «А шея?»

Обур: «Я бегу. Мне пора. У меня слишком много дел. Ты будешь смеяться, маленький японский оборотень, но у меня есть еще дела в обычном мире, большая собственность.

А Эвридику я все-таки убил. Правда, она была очень похожа на жену Менелая. Но теперь-то это не имеет никакого значения. Я бегу. Побежали со мной, маленький брат…»

Танука: «На твоей тропе все время кровь».

Танука: «Сколько их было?»

Танука: «Куда ты бежишь?»

Михаил задавал вопросы впустую. Его незримый собеседник исчез.

— Аня, как звали жену Менелая? — спросил Михаил. — Что ты про нее помнишь?

— Отключись сначала от Интернета… Елена. Похитил ее Парис, сын Приама, вместе с сокровищами спартанского царя Менелая. Из-за этого началась война греков с Троей.

— Горобец тоже была Елена. У него есть собственность, — Корнилов рассуждал вслух. — Вообще, Обур — довольно образованный человек. Откуда он знает про Тануку, что это японский оборотень? Что это за имя такое «Обур»?

Михаил опять подключился к Интернету, набрал в окошке поисковой системы «Обур». Поисковик ничего не обнаружил, а только уточнил: «Может, не „Обур“, а „Обер“?»

— Может, вообще, опер! — крикнул Корнилов кому-то в экран. — Я же тебе говорил, Аня, что ничего нужного этот Интернет никогда не покажет…

В этом месте Петербурга Аня еще никогда не бывала. Она даже не замечала раньше, что за Кировский универмаг уходит не тупиковая дорожка, а целая улица. Сначала она шла вдоль промышленных корпусов и НИИ, мимо проходных, навесных переходов, металлических ворот. Потом пошли двухэтажные домики, построенные еще пленными немцами. Нищета их жителей была видна даже через глухие стены и плотно занавешенные и покрытые слоем пыли окна. Но некоторые домики уже нашли новых хозяев, у них обновили фасады, вставили в окна стеклопакеты, рядом разбили клумбы, газоны, припарковали иномарки. Фразеологизм «стояли особняком» относился к ним буквально.