Фрэнк Лин - Точка кипения

Марти представила меня как сына старинного знакомого Брэндона. Нас приветствовали слабыми улыбками, но никто не поинтересовался, кто именно этот старинный знакомый отца. Думаю, учитывая положение Карлайла-старшего, их с детства приучили не проявлять особого любопытства в таких вопросах. Когда они пожимали мне руку, я мечтал о том, чтоб подо мною разверзлась твердь и меня поглотила бездна. Что я, черт возьми, здесь делаю? Сотрудники моего агентства отмечают Новый год в небольшом клубе. Я мог бы присоединиться к ним. Я должен был праздновать с ними.

А здесь я чувствовал себя быком-призером на выставке домашнего скота, которого Марти демонстрировала каждому из членов семьи в порядке значимости. Марти владела искусством сводить людей, и вскоре, неожиданно для себя самого, я понял, что обсуждаю перспективы «Пендлбери Пайлдрайверз» с Бунгало Билли. Он увлекался регби не больше моего, но для него не составляло труда беседовать о спорте из вежливости. Я не мог оторвать глаз от его ботинок: на них отсутствовали шнурки. Жены и сестры младших Карлайлов, кстати далеко не уродины, как их описывала мне Марти, обступили Жанин, и она, выпучив от напряжения глаза, пыталась загрузить свою память всей информацией, которой они ее потчевали.

Стоявшие в стороне пары наблюдали за нами с завистью, поскольку мы с Жанин завладели вниманием всех присутствовавших в зале Карлайлов. Меня вновь накрыла волна нереальности происходящего. Я видел, как незнакомые мне люди нервничают оттого, что им не представилось возможности переброситься парой слов с отпрысками Брэндона Карлайла. Я бы дорого заплатил, чтоб оказаться сейчас в другом месте. Весь зал был оформлен специально нанятой фирмой, украшен праздничной мишурой и шарами. В убранстве интерьера я не нашел ни одной вещи, которая не сверкала бы новизной. Под стеклянным куполом время от времени вспыхивали отраженные лучи – видеокамеры слежения записывали каждую секунду настоящего в расчете на будущее.

Возможно, Марти не лгала, описывая Бунгало Билли. Его недолго хватило на разговор о спорте, хотя наша беседа могла закончится и потому, что я ее плохо поддерживал. Между делом он сообщил мне, что в гимнастическом зале играет джаз-банд, а у бассейна – знаменитый в Манчестере оркестр мальчиков. Мы продолжали вяло обмениваться ничего не значащими фразами, и я начал поглядывать по сторонам в поисках официанта, разносящего напитки, когда почувствовал на плече чью-то руку.

– Я рад, что вы смогли выбраться, – сказал Брэндон. Он поймал мою ладонь, но не пожал ее, а, взяв в свою, повел меня прочь от шумной толпы. Не взглянув на свой выводок, он пересек весь зал, крепко держа меня за руку. Перед нами все смиренно расступались, и мы двигались вперед, как молчаливый остров в болтливых водах океана. Жанин умоляюще приподняла брови, но ее со всех сторон обступали дочери и невестки Карлайла, оживленно обсуждавшие детей и цены на продукты. Беспомощная Жанин осталась у них в плену, а Карлайл увел меня к себе.

Когда мы выходили из атриума, я обернулся, чтобы взглядом подбодрить Жанин, но вместо этого мои глаза наткнулись на Инсула Пэрриса. От неожиданности он замер, а лицо исказила то ли ненависть, то ли страх – издали трудно было разобрать.

– Проходите сюда, – сказал Карлайл, раскрывая передо мной боковую дверь. – Мне нужно с вами поговорить, а вас так трудно заманить к себе.

– Если бы вы не заманивали к себе с помощью кулаков регбистов, было бы легче – ответил я.

– Без шуток жить не можете, да?

– Как вам сказать… Сейчас, к примеру, я шутить не настроен.

– Каковы итоги прошедшего года? Я слышал, вы процветаете?

– Ничего, работаем потихоньку, – мрачнея, сказал я.

Повернувшись спиной ко мне, Брэндон набирал цифровой код на следующей двери из толстой стали. Щелкнул затвор, и мы прошли внутрь.

– Сюда я прихожу, когда мне надо побыть одному, – лукаво сощурился Карлайл.

Комната была заставлена яркими разноцветными ящиками, в которых, присмотревшись, я узнал компьютеры старых моделей, работавшие с перфокартами. Они занимали почти половину всего пространства.

– Сувениры, – объяснил Карлайл, – как старая тележка мороженщика.

– А вот это уж точно не сувениры, – сказал я, указывая на массу экранов, вмонтированных в противоположную стену. Я завороженно прилип к одному из них – в объективе была Жанин. На другом я заметил широкую спину Инсула Пэрриса, пытавшегося выбраться на воздух через стеклянные двери.