Фридрих Незнанский - Конец фильма

— Всем готовность номер один! — скомандовал Самохин в рацию. — Они едут. Щербак, просьба снайперов, постарайся держать их на открытом пространстве.

— Давайте, ребята, только без паники. — Щербак передернул затвор пистолета, отправил его за пояс и прикрыл рубахой. — Раз, два — и по домам. Я уже есть хочу. И жить тоже…

Машина бесшумно въехала в ангар. Щербак спрыгнул с капота, выплюнул бычок и на всякий случай поднял руки в приветствии, чтобы все видели, что они свободны.

Седой и его подручные вальяжно вышли из автомобиля, огляделись.

— Где деньги?

Щербак раскрыл чемоданчик с баксами.

Седой взял одну пачку, вытянул из нее купюру, помял, помусолил пальцами, внимательно вслушался в ее шелест.

Его подручные не спускали глаз с Щербака, который безмятежно улыбался им в ответ.

— Смотри-ка… — удовлетворенно хмыкнул Седой. — Не фальшивка…

— Пересчитывать будешь?

— Не здесь.

Седой щелкнул пальцами. Один из парней нырнул в салон черного «мерседеса», через мгновение вынырнув из него с большой полиэтиленовой сумкой.

— Только без шуточек… — предупредил Щербак.

В сумке были аккуратно сложены пластиковые пакетики с белым порошком…

Под самым куполом ангара вспыхнули мощные лампы.

На секунду бандиты застыли, инстинктивно прикрываясь руками от яркого света. И этой секунды хватило Щербаку, чтобы броситься к Седому и наручниками скрепить его запястье с ручкой сумки.

— Всем лежать! — В ангар уже со всех сторон врывались омоновцы.

Кто-то из них на всякий случай пальнул в воздух.

Затем была обычная в таких случаях сутолока, когда колотят всех, кто попадается под руку, будь то чужой или свой.

— Я свой! — кричал Щербак.

Но его приложили рифленой подошвой армейского ботинка, да так крепко, что он откатился под колесо «мерседеса» и замер.

— Не трогать его! — орал Самохин, оттаскивая от Щербака омоновца, который намеревался нанести тому еще парочку ударов. — Щербак, очнись! Мы сделали это, у нас получилось!

— Я очень рад… — морщился Щербак, сплевывая кровавую слюну.

Тем временем бандитам скручивали руки и волокли к автобусу, где их уже поджидал Грязнов-старший.

— Все, паря, тебе капец… — прорычал Седой.

— Тебя же, кажется, предупреждали: никуда из Москвы не уезжать! улыбнулся в ответ Вячеслав Иванович.

За дверью ругались. Даже не ругались, а скандалили.

— Сучка! — Голос принадлежал Максимову. — А шмотки эти кто тебе покупал?

В ответ на пол полетела посуда.

Грязнов нажал кнопку электрического звонка.

— Заткнись! — Голос Максимова приближался к двери. — Я тебе сейчас по роже дам, сучка!

— Да пошел ты!

Дверь наконец открылась. Максимов был весь взъерошенный, потный, разъяренный.

— Кажется, я помешал семейной идиллии?

— Нет, знаешь, в самый раз!

— Жалкий актеришка!

С кухни в их сторону прилетела тарелка. Максимов успел увернуться, и она разбилась о стену прямо над его плечом.

— Ну все! — взревел он. — Можешь попрощаться со своим ангельским личиком! Мама родная не узнает!

Закатывая рукава рубахи, он с устрашающим видом двинулся на кухню, но на самом пороге обернулся к Денису:

— А ты чего стоишь?

— А что — я?

— То есть тебя это не касается?

— Я-то здесь при чем?

— Уверен?

— Спасибо за приглашение, но я пока на улице покурю. Как закончите, позовете.

— Мое дело предупредить, — пожал плечами Максимов, после чего с львиным рыком ринулся в дверной проем. — Ну, сучка, держись!

— Отвали, мразь!

Опять грохнула посуда.

Только сейчас Грязнов узнал этот женский голос. И вбежал на кухню, где, вцепившись друг в друга, катались по полу Максимов и Ксения. Она тянула его за волосы, а он, с перекошенным от боли лицом, неумело старался вывернуть ей руку.

— Стоп, снято! — громко сказал Денис.

И они вдруг замерли. Сработала профессиональная привычка.

— Ты что здесь делаешь? — тяжело дыша и пытаясь сдуть с глаз прядь волос, удивленно спросила Ксения.

— Я работаю. А вот вы?!

— А я отдыхаю!

Затем противоборствующие стороны перебрались из кухни в гостиную, где конфликт принял вялотекущую форму.

— Вот попытайтесь вспомнить. — Денис тыкал в лицо Максимову фотографии Корецкого и его джипа.

Но тот был рассеян и невнимателен, ему куда интереснее было до конца выяснить отношения с Ксенией, которая, стоя у старинного трюмо, приводила себя в порядок.

— Я в машинах не разбираюсь… — вяло отвечал Максимов.

— Вы же говорили, что видели водителя!