Уинстон Грэм - С этим я справлюсь

– Марк…

– Но что толку это обсуждать? Что было, то прошло. Теперь мне все равно придется разобраться с твоей прежней жизнью, Марни.

– Я расскажу все, что могу…

– Расскажешь все, чего нельзя не рассказать? Боюсь, так не получится. Нам придется копнуть поглубже.

Я открыла дверцу машины, чтобы выйти.

– Марни, – начал он.

– Все в порядке.

– Нет, на этот раз ты так просто не отделаешься. Я теперь не тот человек, за которого ты выходим замуж. С твоей помощью я лишился иллюзий. Поэтому, хоть я по-прежнему хочу тебе помочь, клянусь, если поймаю тебя хоть на единой лжи, пойду к мистеру Артуру Строту и сознаюсь ему, что соврал. Тогда ничто уже не спасет тебя от полиции. Имей это в виду, ясно?

В ту ночь мы не спали. Марк вполне сошел бы за инквизитора. Он был неутомим, только лицо становилось все бледнее и бледнее. Сущий дьявол! Иногда я начинала плакать, иногда кричать, но он не унимался.

И я рассказала ему все о Бирмингеме, все о Манчестере, все о Ньюкасле. Под утро я так измучилась, что не стояла на ногах. И возненавидела его, как никогда. Все, чего он добился, заступившись за меня у Ньютон-Смитов, пошло прахом.

Но про маму я ничего не сказала. Он думал, что выжал меня до капли, но не тут-то было.

Впрочем, все равно я никогда не думала, что кто-то сможет заставить меня выложить так много. Я слышала, что если удавалось развязать военнопленному язык на допросе, то из него уже можно было вытянуть все до конца.

В пять утра Марк заварил чай, мы пили его вместе. Все это время мы сидели на кухне, потому что там было теплее. Окна запотели, будто на них осел пар наших жарких споров.

За чаем Марк сказал:

– И все же я не понимаю, зачем ты это делала. Что заставило тебя заняться воровством?

– Если сейчас ты меня ещё о чем-нибудь спросишь, я просто грохнусь в обморок.

– Нет, после того, как ты напилась горячего чаю, нет… Но все же, думаю, на сегодня хватит. Ты уверена, что ничего не забыла?

Я только покачала головой.

Он положил себе ещё сахара.

– Вопрос, что теперь делать.

Я пожала плечами.

– Понимаешь, любимая, нельзя оставить все так, как есть, – продолжал Марк.

– Почему?

Он не ответил, и я добавила:

– Зачем ты лгал ради меня, если не хочешь оставить все как есть?

– Я лгал, чтобы спасти тебя и выиграть время. Но это не может длиться вечно. Нельзя нормально жить, когда тебя ищет полиция трех разных городов.

– Меня не ищет…

– Конечно, ищут не Марни Элмер и не миссис Ротлэнд. Но ты не знаешь, что тебя ждет в любой момент. В следующий раз меня может не оказаться рядом. И ты не отделаешься так легко.

Меня трясло, словно от простуды.

– Позволь мне лечь в постель.

– Наверное, есть какой-то выход, но я его не знаю. Нельзя прожить всю жизнь в бегах.

– Давай подумаем об этом утром.

Он поставил чашку на стол.

– Так ты и жила всегда, предлагая подумать утром, когда возникали трудности? И так свыклась с этой манерой, что опасность перестала пугать. Ну, а мне она кажется очень серьезной.

– Подумай только – каждый раз, входя в чей-то дом, встречая новых людей, мы будем ждать и бояться; потом наспех лгать, и так всегда, но в один прекрасный день это не поможет, и тебя разоблачат.

– Другого выхода нет.

– Но ведь и я несу ответственность как соучастник, укрыватель преступления. Я не хочу садиться в тюрьму, Марни.

– Отпусти меня – и все.

– Отпустить в тюрьму?

– Нет, просто дай уйти. Я тихо исчезну. Люди скоро все забудут.

– Сомневаюсь. Твое бегство ничего не решит… А может, это и выход… Подумаем завтра на свежую голову.

Но и завтра, и послезавтра, и после послезавтра яснее не стало. Мы перестали говорить на эту тему, но я видела, что Марк продолжает думать.

Но что тут можно было сделать? Марк мог либо выдать меня полиции, либо не выдать. Я не перила, что он когда-нибудь действительно предаст меня, – а ведь каждый день только усугублял его собственную вину, все больше вовлекал его в уголовное дело. Во всяком случае, он по-прежнему любил меня. А то, как он защитил меня у Ньютон – Смитов, меня просто потрясло.

Зато последующих несколько недель, пока все висело в воздухе, я целиком и полностью зависела от его доброй воли, и я жалела, что так многое уже растеряла. Нужно было снова заслужить его симпатию или, по крайней мере, не давать поводов для недовольства. Конечно, если бы пойти ему навстречу, как все, было бы гораздо проще…

Примерно через неделю Марк сообщил, это ему опять звонил Роумэн, интересовался, решила ли я отказаться от лечения навсегда, и я сразу увидела, что если чем и могу порадовать Марка, лучшего не придумаешь. Поэтому пообещала потерпеть ещё несколько недель. Марк согласился, и я отправилась к Роумэну, чувствуя, что Марк воспринимает это как единственно возможное решение.