Синтия Хэррод-Иглз - Концерт для скрипки со смертью

Сейчас, как бодрый садовник, обрабатывающий свои розы, Камерон пробрался сквозь хрящи, прикрепленные к ребрам, отделил их от грудины, отделил грудину от ключиц и экономным благодаря долгой практике усилием раскрыл обе стороны грудной клетки как дверцы шкафа. Внутри, аккуратно расположенные так, как это было им предписано природой, виднелись внутренние органы, выглядевшие как на анатомическом рисунке в учебнике.

Слайдера не было. Камерон позвонил ему заранее, чтобы сказать, что не сможет произвести вскрытие трупа девушки раньше, чем в половине седьмого, будучи уверенным, что Слайдер захочет присутствовать, как обычно, но тот вдруг отказался. Камерон подумал, что голос его старого приятеля звучал заметно необычно. Оставалось надеяться, что старина Билл все еще не собирается «сломаться». Много хороших людей постигла эта участь: Камерон и в армии, и в полиции видел такие случаи, и раз за разом это оказывались спокойные, тихие и добросовестные люди, вот за кем надо было присматривать. Когда у человека беспокойство на работе и беспокойство в доме – ну, тут давление растет выше мерки. А уж Мадам бедного старины Билла точно не была Подружкой-на-все-времеиа.

Слова «мужской климакс» пронеслись у него в мозгу, и он раздраженно отбросил их. Он не любил жаргон, в особенности неточный жаргон. Когда мужика за сорок начинают привлекать молоденькие девушки, это может случиться как из-за того, что в доме у него что-то идет не так, так и из-за того, что он пытается доказать что-то самому себе, – и ни в одном из этих случаев незачем приплетать гормоны. Не то чтобы Билл был охотником за юбками, – он просто был человеком не этого сорта, – но все свелось к той же вещи. Он стал нервным, заметно нервным.

– Я хотел бы приехать, Фредди, но у меня тут куча отчетов, которые я запустил, – говорил ему Слайдер по телефону. – Сейчас более-менее спокойно, и я не могу позволить себе, чтобы они валялись тут и дальше.

Теперь это уже недвусмысленно звучало как чистой воды отговорка. Камерон отлично знал, что это такое, когда отдел ведет дело об убийстве – организуется специальная комната по этому делу, где собираются и изучаются тысячи показаний и тому подобное, – но никому в это время нет нужды в отчетах. После этого Слайдер издал нервный смешок и совсем уж ни к чему добавил:

– Ты же знаешь, что такое бумажная работа.

Когда ваш близкий друг начинает разговаривать с вами как идиот, отметил Камерон, вам надо бы понять, что с его головой творится нечто серьезное и неладное.

Все время насвистывая и помахивая время от времени большим реберным ножом, более похожий теперь на мясника, чем на садовника, он отделил внутренние органы, взвесил, разрезал и внимательно осмотрел их, отбирая срезы для анализов, которые ассистент укладывал в стерильные банки, снабжая каждую этикеткой. Камерон сзади наблюдал за его действиями, у него был природный ужас перед немаркированными останками. Когда тело было полностью препарировано, он сделал латеральный разрез скальпа от уха до уха, отделил мышцы и сухожилия от черепной кости и стянул переднюю часть скальпа на лицо как маску, а заднюю часть завернул на шею подобно капюшону угольщика. Затем с помощью электропилы он отрезал крышку черепной коробки и поднял ее подобно тому, как снимал верхушку крутого яйца за завтраком, но с немного большим усилием. Еще немного разрезов и копания – и он уже смог просунуть руки под мозг и вынуть его целиком. Он уложил его на столик и начал нарезать ломтями, как буханку деревенского хлеба.

– Все в норме, – прокомментировал он. Работая, он произносил свои выводы вслух для записи на магнитофон, насвистывая между комментариями. Иногда он забывал о ножной педали, из-за чего на ленту записывался и свист. Это было неприятным испытанием для машинистки, которая позже перепечатывала с ленты его отчеты, поскольку свист через наушники воспринимался достаточно болезненно. Она вновь и вновь напоминала Камерону об этом, и он всегда виновато извинялся, но по-прежнему забывал о педали. А насвистывал он всегда. Он начал делать это еще будучи студентом, напуская на себя высокомерное безразличие, предназначенное как для того, чтобы отделить себя от других, так и для того, чтобы перестать думать о трупах как о бывших человеческих существах. Привычка эта настолько укоренилась, что теперь он даже не сознавал, что насвистывает во время работы.

– Ну, теперь, я думаю, все будет как надо, – сказал он наконец, выключая магнитофон и кивая ассистенту. – Сейчас я уезжаю. Мне надо было сделать еще двоих в Чаринг-Кросс, чтобы закончить работу, а я обещал Марте вернуться не очень поздно. К ней приехали какие-то ужасно скучные гости на выпивку. – Он взглянул на часы. – Не так уж много шансов добраться, пока они не уехали, но, во всяком случае, я избегу пробок.